Лицо другого человека. Из дневников и переписки

Безумие абсолютного самодовольства, когда всех хотят сделать такими же, каковы сами. «Обойти море и землю, чтобы хоть одного сделать еще хуже себя самого»! Не замечают карикатуры, когда в своем глубоком духовном падении продолжают не только ставить себя в пример, но и насильно заставлять всех делаться такими же. Даже не допускают и мысли, что может быть что-либо выше их! И там, где не хотят более слышать слова и новой правды в слове, наступает тотчас царство бессловесия и мрака, в котором уже незачем быть людям, человеческим лицам, существует лишь механизм монотонно шагающей толпы, обуреваемой внушениями! Царство немое и глухое, в котором слово остается только на положении атавизма. Тех, кто не таков, как они, они искренне считают изуродованными. Всякое воспитание, дающее людей не таких, каковы они сами, они со всею искренностью считают уродованием. Совершенный дурман самодовольства. «Горе мудрым о себе»!

Одно из самых вредных настроений человека – это иллюзия всепонимания! Работники по условным рефлексам переживали это внутреннее убеждение, что они до тонкости понимают те силы, которые управляют текущим внутренним миром человека и мотивами его поведения. Не понимая хорошенько своих ближайших опытов на собаках, они храбро перерабатывали свои умозаключения на внутренний мир человека. И это делало их

невеждами по преимуществу.

Одна из химер европейской философии в том, будто каждый знает сам себя и сам о себе адекватно. Это одна из аксиом европейского идеализма. И уже здесь-то предполагается преодоленным всякий намек на «агностицизм»! Зная себя адекватно, отсюда как по Ариадниной нити проникают в достоверное знание всего прочего! Между тем именно себя-то мы знаем исключительно мало, «не можем понимать даже и того, каким образом обманываем себя» (Златоуст). И что особенно замечательно, именно состояние «счастья» и «довольства» оказывается наиболее мощным дурманом, под действием которого перестают чувствовать то, что есть рядом. «Счастие», «счастливость» – последний критерий и Ultima ratio объединенной практики европейского человечества. Кто даст «счастие» и сытость, тот и истинен. И это наиболее мощный дурман, не дающий заметить свое давнее и жесткое рабство.

Когда стали думать, что хотя и против воли, но ради общего закона бытия не избежать массового убивания людского рода, если хочешь добиться чего-либо лучшего, то очевидно вернулись к древнему обычаю кровавого жертвоприношения року. Это не атеизм, но древнеязыческое, темное представление о божестве-роке.

5 ноября 1937

Решили, что история окончена и в мире все так упорядочилось, сделалось прочным и устойчивым, что остается предаваться комфортабельному и культурно-обеспеченному покою. Запасено всякого самообеспечения на лета многие. «Пей, ешь и веселись, душа моя»! При этом оставалось самоутвердиться настолько, чтобы не беспокоили больше «проклятые вопросы» и не грозили излишними обязательствами. Решили комфортабельно и прочно освободиться от Евангелия и его обязательств, грозящих судом. Научная критика Писания и христианства должна была довести до конца «освобождение человечества» от «призраков» Христова царства и суда!.. И вот в тот час, когда все это почти уже пришло к осуществлению, наступил конец европейскому миру и беззаботности, а жизнь стала потрясаться конвульсиями новых бедствий, новых болений истории…

В высших областях жизни доминанта выражается в том, что все побуждения и произведения мысли и творчества оказываются проникнуты одною скрытою тенденциею, проникающею во все детали; в этой тенденции – ключ к пониманию деталей и к овладению ими! Так у всяких произведений нашей так называемой «культуры» жизни тенденция, движущая всем, одна – как бы так освободиться от «должного», от «обязывающего», чтобы жить стало совсем легко, как легко кушать торт с цукатами. Освободиться от преданий и обычаев, от обязательств пред общественным мнением, пред всепроникающим смыслом истории и Бытия, пред своими детьми, пред совестью. Как бы сделать так, чтобы вместо «добрая жизнь» оставалось говорить: «вкусная жизнь», «приятная жизнь».

Диалектика жизни, между прочим, и в том, что в момент, когда имущий дает кусок хлеба и помощь неимущему, последний становится помощником первому в еще гораздо большей степени, чем первый был для последнего!

«Великий ученый» – это тот, кто видит нечто большее, чем видено до сих пор и чем принято видеть. Валаамова ослица договорилась в лице Сперанского, что великих ученых более «допускать» не следует и последним был «допущен» И. П. Павлов; это должно значить, что так называемая общественная опека отныне должна простираться до того, чтобы не давать новому великому ученому и зародиться в каких-нибудь утаенных недрах, но чтобы все думали отныне одинаково, ибо все уже открыто и остается всем быть и видеть, как живут и видят все прочие. Вот консервативнейшее из мировоззрений, какое когда-либо поднималось на земле! И так с начала истории!