Лицо и Гений. Зарубежная Россия и Грибоедов

Итак, представители первой эмиграции изучали «лицо» Грибоедова — и, пожалуй, в этих писаниях не слишком преуспели. «Грибоедов ускользает от нас, и такой ускользающей, почти загадочной тенью он в нашей литературе остался», — сокрушался Г. Адамович («Последние Новости», Париж, 1929, № 2878, 7 февраля

). Чаще всего они повторяли общеизвестное: про его ум («самая важная и определяющая черта», П. М. Пильский), про высокомерие и «душевную броню» (А. А. Кизеветтер), про несмышленую и несчастную Нину Чавчавадзе... Приводили одни и те же цитаты из «Горя от ума», ссылались на «канонические» слова Пушкина (кажется, не очень вдумываясь в них), на столь же обязательную статью И. А. Гончарова (почему-то упорно называя ее «Миллион

терзаний» (В данном сборнике этот распространенный казус исправлен)),

на трактаты Н. К. Пиксанова, «лучшего биографа Грибоедова». Те, кто сконцентрировался на «лице» персонажа и избитых истинах, нередко — и по-своему логично — выказывали довольно сдержанное отношение к Грибоедову. «В сущности, и мы, ценя и высоко ставя Грибоедова, восхищаясь им, — его едва ли любим», — признавался тот же Г. Адамович. А М. Цетлин выразился определеннее: «Сама личность Грибоедова не вызывает очень большого сочувствия» («Современные Записки», Париж, 1929, № 38. С. 529.).

Последняя цитата весьма показательна: публицист, ведя речь о «лице» писателя, отождествил оное с «личностью», то есть с «гением» — и тем самым не только заузил масштабы грибоедовской личности, но и фактически выхолостил содержание присущего Грибоедову «гения».

Надо, однако, упомянуть и о заслуге изгнанников, тяготевших к «лицевой» области. Изучавшие преимущественно Грибоедова-человека имели серьезного союзника в СССР — Ю. Н. Тынянова. Роман модного формалиста «Смерть Вазир-Мухтара» — это художественное исследование как раз «лица» Грибоедова, очень субъективное и манерное, вдобавок нашпигованное соответствующими идеологическими штампами и аллюзиями, типа исподволь навязываемых идей о «ренегатстве» писателя, об измене делу друзей-декабристов, о «единственном друге» Фаддее Булгарине и т. п. (К сожалению, этот роман стал для нескольких поколений доверчивых читателей главным, а подчас и единственным источником сведений о Грибоедове; да и ныне он исправно переиздается). Был опубликован роман и в Зарубежной России — это сделало в юбилейном 1929 году берлинское издательство «Петрополис». Новинка широко обсуждалась в прессе, и отрадно отметить, что большинство критиков отозвалось о ней не слишком хвалебно, предъявив автору претензии не только политического свойства, но и указав на искажение черт «лица» героя (о «гении» и говорить нечего) (По имеющимся сведениям, только Д. П. Святополк-Мирский («товарищ князь») откликнулся на роман благожелательно и вполне «по-советски», выделив любезные Ю. Тынянову и «агитпропу» моменты («Евразия», Clamart, 1929, № 13, 16 февраля). Здесь, помимо прочего, должно учитывать, что этот самобытный деятель в ту пору уже готовился к возвращению в СССР, где он вскоре разделил печальную участь многих)).