Лицо под маской (СИ)

Номер коммуникатора синьора Барузи не отвечал, не было даже гудков, обозначающих, что на том конце идет сигнал. Мы переглянулись, и Джан-Марко связался с дежурным в городской страже. Весь его разговор состоял из трех или четырех коротких фраз, причем каждая следующая звучала мрачнее предыдущей. Наконец, отключившись, он посмотрел на меня и сказал:

— На грузовой катер, который вез твое зеркало, напали.

Я охнула, Лавиния выругалась сквозь зубы, а он продолжал:

— Водитель попытался сманеврировать, в этот момент катер ударили в бок, и он опрокинулся. Груз утонул. Произошло это посреди лагуны, там глубина метров семь-восемь, наверное…

— Люди живы?

— Да, все живы. Больше всех пострадал твой синьор Барузи. Когда лодка стала опрокидываться, он разбил зеркало и сильно порезался.

— Великие боги… — я спрятала лицо в ладони. Зачем, зачем мне понадобилось это треклятое зеркало? Да пусть бы Джокер подавился им!

Словно отвечая на мои мысли — или я произнесла это вслух? — Лавиния спокойно сказала:

— Знаешь, есть предметы, которым лучше покоиться на дне моря, чем попасть не в те руки. Синьор Барузи в клинике?

Джан-Марко выдержал драматическую паузу, потом ответил:

— Нет, уже дома. Он больше напугался, чем пострадал. Нора, слышишь?

— Слышу…

— Ты вполне можешь отправить ему цветы и бутылку вина в знак сочувствия. Этого будет достаточно.

— Интересно, кто же он такой, этот Джокер? — спросила я. — Тебе не кажется, что он серьезно нарушает законы в этом городе, делает это не впервые и вполне безнаказанно?

— Кажется, — скрипнул зубами Джан-Марко. — И можешь быть уверена, следствие по этому делу имеет все приоритеты. Антонио Лукани был еще вчера объявлен в розыск, и как раз перед тем, как отправиться сюда, я подписал распоряжение о его аресте.

— Никаких прокуроров, да?

— Это Венеция, Нора.

После ухода Джан-Марко я заперла двери, Лавиния лично обновила все охранные и запирающие заклинания на окнах, дверях, каминных трубах, катере, люке для дров и дверце для кота. Паранойя не просто цвела пышным цветом, она уже и плодоносить начала.

— Ты думаешь, он может напасть на дом? — спросила я.

— Не знаю уж, как принято тут, у вас в Венеции, — со смешком ответила она. — В Лютеции он уже сидел бы в антимагических кандалах и давал показания следователям Службы магической безопасности. А вообще, я полагаю, что нападение на дом означало бы уже попросту войну, причем войну не с Норой Хемилтон-Дайер, а с кланами Контарини и Торнабуони. Даже сумасшедший до этого еще не дозрел бы.

— А, ты тоже считаешь, что Джокер безумен?

— Конечно. Сосредоточенность на одном предмете, готовность на любые, самые большие жертвы ради обладания им… Я не психиатр, чтобы ставить диагноз, но, как по мне, комната с мягкими стенами и полным отсутствием магии ему прямо показана. — Она достала трубку и посмотрела на меня. — У тебя тут балкон есть?

— Лучше! У меня есть дворик, пойдем!

Мы вышли во внутренний дворик, сели в кресла, и Лавиния раскурила трубку. Синьора Пальдини оказалась права: дождь закончился, похолодало, и небо было ясным, а звезды крупными.

— Мне было бы весьма любопытно посмотреть, что же такое в этом зеркале, что он так стррррррастно желает его заполучить, — моя гостья выпустила клуб дыма, и он изогнулся знаком вопроса. — Но, с другой стороны, если ваш неизвестный Джокер балуется темными ритуалами…

— Ты считаешь, на то похоже?

— Темная магия, как и магия крови, и некромантия, сильно влияют на того, кто их практикует… И человек слабый ломается довольно быстро, подчиняется потоку. Необратимо меняется психика, поведение, реакции… Но эти ритуалы дают такую силу, что очень быстро получение ее становится жизненной потребностью.

— Что-то сродни пыльце лотоса или опиуму? — кивнула я. — Да, я видела результаты регулярного приема… Погоди, а как же, например, Нальи Сонгхи?

— О, это совсем другое дело. Она от природы очень сильный маг с направлениями земли, смерти и алхимии. И некромантия для нее не источник повышения личной силы, ей это не нужно.

— А что тогда, если не источник?

Лавиния покачала головой.

— Не знаю. И. поверишь, не рискну спрашивать.

Мы помолчали, потом я сказала:

— Странно, а ведь две из трех загадочных историй последнего времени на меня накликал портрет Лауры. Началось с поиска дневников, как следствие — подземный ход, и вот зеркало.

— Интересно, как теперь изменится портрет… — Лавиния отложила докуренную трубку. — В сущности, это, получается одна история, разве нет? Ну, Джокер-то тот же самый.

— Кажется, да… — ответила я неуверенно. — Поднимемся на чердак и посмотрим, что с картиной?

По-моему, этого я внутренне и ожидала: на портрете не было зеркала, он снова изменился, и теперь уже, по-видимому, окончательно. Вернее, картина снова стала такой, какой я и увидела ее в первый раз: молодая женщина в пышном голубом шелковом платье стоит в три четверти к зрителю, и маска-gatto в левой ее руке.

— То есть, мы сделали все, что Лаура хотела… — тихо произнесла Лавиния.

— А подземный ход?