Любимая девушка знахаря

– Здравствуйте, дядя Вассиан, – пробормотала Маруся. – Я записку вашу прочитала... то есть не всю, ее ветром под крыльцо занесло, и слова смыло, там чуточка осталась, про золото, про аз, про то, что вернетесь... Тетя Дуня ее даже не видела еще, а я первая прочитала... нашла и прочитала... а потом решила... решила... и отправилась...

Маруся сбивалась, путалась в словах, то глядя на Вассиана, то косясь на незнакомого парня, который не сводил с нее насмешливого, до мучений пронзительного, ну просто-таки насквозь пронизывающего взгляда.

– Спасать меня отправилась? – спросил Вассиан ломким голосом. Показалось, или впрямь большие, темные, глубоко запавшие глаза его наполнились слезами?

Язык Марусин к нёбу присох. Ну как скажешь, что она решила попытаться золотишком разжиться, а на участь Вассиана Хмурова ей было наплевать? То есть она даже не думала об его участи... Ничего не сказала, просто опустила голову.

Парень синеглазый откровенно хмыкнул:

– Спасательница, гляди на нее... Да врешь небось! Коль ради спасения, ни за что в лес одна не сунулась. Толпой пошли бы. Знаю я, как по лесам пропавших ищут! А ты одинешенька пошла и чем свет, – синеглазый поглядел на солнце, – коли еще до полудня сюда притопала.

– Чем свет, чем свет, – согласился Митюха. – Рыжка тявкнул, еще чуть брезжило, и я в окно глядь – бежит эта... – И он подавился следующим словцом, только подмигнул парню.

Марусе, впрочем, было не до их перемигиваний. Так вот почему Племяш, он же Митюха, пошел по ее следу – Рыжка тявкнул. Значит, рыжая собачонка была его животинкой. Значит, он выглянул в окно на ее лай, увидел Марусю – и подался следом.

Хм, странно. Небось мимо не одна Маруся хаживала, небось собачка не раз на дню лаивала. Но сорвался Митюха вдогон именно за ней. Неужто потому, что она племянница тети Дуни Хмуровой? Племяш догадался, что Маруся не просто так в лес идет, а по дядькиному следу? Но как догадался? Или просто решил на всякий случай последить за ней? А уж когда она в Золотую падь полезла, в догадках своих окончательно уверился и решил ее привести в это тайное место, над которым так и веет варнацким духом... Ох, правда, все они тут варнаки: и сам Митюха, и синеглазый, до онемения сердечного красивый, «интересный» и такой опасный парень! А Вассиан Хмуров? Заодно он с ними или жертва их?

И тут Маруся увидела цепь. Довольно тяжелую и очень прочную цепь, под вид такой, на какую сажают только самых мощных и яростных меделянских кобелей, но даже их силы не хватает с такой цепи сорваться. Цепь тянулась от дверей сруба до кучи земли и непрестанно пошевеливалась на земле, словно предлинная железная змея, а также неровно позванивала.

«Вассиан цепкой прикован! – догадалась Маруся. – Он шевелится – и цепь звенит... Его посадили на цепь, чтобы не сбежал!»

– А ты копай знай! – прикрикнул парень, словно решив ответить на невысказанный Марусин вопрос. – Твое дело копательское да искательское. Но смотри мне, Вассиан Ильич, не вздумай зажилить хоть что-то, хоть горошинку, я ведь, сам знаешь, и во рту поищу, и раком поставлю, а найду все, что заховаешь!

– Да и не думал я ничего ховать, с чего ты взял... – угрюмо опустил голову Вассиан. – Ты, Тимка, знаю, норовишь все добытое к своим рукам прибрать. Меня-то сюда заманил, мол, в равной доле, а теперь...

– А теперь что? – сузил синие глаза Тимка. – Разве я теперь что иное сказал? На цепку я тебя посадил, потому что шибко ты дерганый, чуть что, готов на смертоубийство. А что проку лаяться да драться, кто главный да равный? Не может в таком деле равенства быть, как на корабле должен быть один капитан, а в ватаге один атаман. Когда добудем золотишко – вновь повторю: в равной доле будем с тобой. Я из своей доли Митюхе отдам за дозор, ты – Маруське за стряпку. Да-да, девка тут останется, стряпухой будет. А мы тоже за лопаты возьмемся. Ты, смотрю, слабосильный копатель, будешь до морковкина заговенья тут ворохаться. Придется нам с Митюхой тебе помогать. Станем помогать, а, Митюха?

– А чего же, – кивнул тот, – чем скорей, тем спорей. А то хоть и опаивает тетка моя, Захарьевна, женку вон его, – последовал кивок в сторону понурого Вассиана, – сонным зельем, а все ж, глядишь, и очухается она когда-то, глядишь, и спохватится, что муженька-то поискать надобно, а для сего – народ собрать... Наши, падежинцы, конечно, не шибко на подъем горазды, а все ж нанесет – так и медведь из берлоги средь зимы подымается. Глядь, и народишко взобьется на поиски. К тому ж и посланьице его, вишь, нашлось... – Племяш бросил на Вассиана недобрый взгляд. – Писа-а-атель чертов! А врал, что никто и ничего, ни сном, ни духом...

– Все мы друг другу врали, – огрызнулся Вассиан, снова берясь за лопату и скрываясь за грудой вырытой земли, на которую тотчас вновь начали сыпаться свежие комья. И уже оттуда зазвучал его голос: – Как будто Тимка мне соловьем не заливался про то, как вместе работать станем. А теперь на цепь посадил! И сейчас какие речи ведешь... Стряпуха, стряпуха! Отпустили бы девку, пакостники!