Любимая для эльфа (СИ)

Роберт ловко вскочил на ноги и, подобрав сиротливый пакет с праздничной одеждой и обувью Колетт, поднял кривящуюся от боли Колетт на руки, надеясь втайне, что урок оказался для нее достаточным. Будучи уверенным, что меньший, девушка, согласившаяся работать у Сайри, просто не поняла бы.

И загляни кто прозорливый в душу Роберта, он не увидел бы там чувства вины.

В последнее время ощущение счастья и экстаза от жизни с богиней все реже посещало Роберта. Кэйли была все так же идеально прекрасна, столь же улыбчива, по-прежнему ровна и приятна в общении, но Роберт чувствовал себя обделенным, сжираемый ревностью.

Сначала Кэйли принимала ебаного Лукаса и прочих просителей в его присутствии, а потом перестала привечать их совсем, переводя разговор на другие темы, когда Роберт спрашивал, куда все уебки запропастились. Кэйли обворожительно сияла и нежно смеялась, но Роберт догадывался, что уебки по-прежнему имеют свободный доступ к ее душе.

Душе блестящей и непостижимой — какой ценой давались Кэйли ее постоянные улыбки? Была ли богиня кладезью оптимизма или великолепно владела собой? Роберт знал, что жизнь Кэйли не беспечна, что она полна проблем, и что эти проблемы превосходят человеческие.

Только делиться ими лучезарная не желала.

Потребность в контроле все сильнее терзала Роберта, наваливаясь на него с пугающей очевидностью.

Теперь, пресыщенный жизнью с очень близкой, но невозможно далекой звездой, Роберт проклинал тот час, когда отказался от Юми. Доброй, преданной, заботливой девушки, милой и внимательной. Да, между ними всегда было больше дружбы, чем страсти — и в этом Роберт тоже обвинял себя, уж он мог бы зажечь пожар в ком угодно, но сейчас ему особенно не хватало простых человеческих разговоров.

Оливер, его дорогой друг, умер как человек, став кем-то странным, не понятным до конца — и как объяснял Магнус — хотя бы спарринг-партнер никуда не делся — Оливер пока не мог вернуться в Город и поболтать с Робертом.

А Роберт страдал без Оливеровой мягкости, без какой-то его наивности, открытости и увлеченности далекими горизонтами.

Кацуо был ревнив, и Роберт вполне понимал нежелание бывшего одноклассника оставлять его наедине со своей девушкой, когда Роберт приходил к ним в гости. Они сидели втроем, и несмотря на то, что Юми по-прежнему прекрасно относилась к Роберту, ее влюбленность в Кацуо бросалась в глаза даже слепому.

Единственной отдушиной Роберта оставался маленький Родрик, но и тут существовал нюанс: хотя малыш рос быстрее человеческих детей, Роберт был с ним сильным и строгим, кумиром и образцом для подражания… И уж он никак не мог пожаловаться сыну на свои усталость или расстройство.

Тем не менее, не личные неурядицы толкнули Роберта на преступление — только общий склад характера и желание гарантированно уберечь Колетт от больших бед.

Глава 205. У Марины

Лукас взял трубку — общаясь с людьми, он пользовался обычными средствами связи, и услышанное всерьез встревожило его — звонила Марина, но вместо «алло» или «привет» из трубки понеслись громкие частые всхлипы.

Дамир?!

Лукас постарался скрыть тревогу хотя бы в интонации.

— Мариночка, Ежик?! Что с тобой?

Хлюпание, сбивчивое тяжелое дыхание.

— Лу…

Лукас быстро отсмотрел местонахождение и состояние Марины — девушка была в своей комнате общежития, отчаявшаяся и несчастная. Никаких следов хоть каких враждебных анамаорэ.

Уффф…

— Сейчас буду.

Марина даже не успела нажать сброс. Она лежала ничком на своей застеленной кровати и рыдала.

Лукас оглядел ее комнату — аккуратную и милую, он был здесь впервые. Много книг: и красочные комиксы, и важные энциклопедии, и незатейливые любовные романы на подвесных полках без стекла, Марина явно не любила читать с экрана. Цветы в причудливых и забавных горшках, возможно сделанных вручную, картины с морскими пейзажами — маленькие, они украшали стены, располагаясь орнаментом, шкаф с одеждой — по большей части кэжуал-спортивного толка и в противовес романтичные платья и шляпки, никаких сугубо женских принадлежностей на виду, все в ящиках стола, довольно строгого вместилища компьютера и нескольких безделушек. Окно оживляли легкие, почти прозрачные занавески и обилие подвесок из различных материалов, отчего в помещении стоял ненавязчивый перезвон, чем-то напомнивший Лукасу шум волн.

В комнате располагался всего один стул — у стола, простой палас на полу и гигантский, больше Марины, почти с самого Лукаса мягкий заяц-кресло. Вернее, заяц был обычной набивной игрушкой, но по-видимому использовался хозяйкой так, держа в лапе пристроенную декоративную подушку. Еще парочка подушек лежала у нижних лап сидящего на попе животного. Вся обстановка дышала спокойствием и свежестью, выполненная в голубых, салатных и белых тонах. Дерево, текстиль и пластик.

Посканировав проникающим взглядом ящики стола и шкафа, Лукас обнаружил там массу удивительных нежных мелочей, в частности коллекцию свечей, которые Марина очевидно доставала и расставляла в торжественных случаях, а некоторые свечи предназначались для плавания в плошках с водой.