Любимая игрушка Создателя

Они молчат. Карл погружен в воспоминания, переживая еще раз ту, последнюю поездку с Учителем. Марго кладет ладонь на его руку и говорит: «Я вспомню! Мы поедем туда, и я вспомню».

– Учитель приказал забыть, кто мы. Сидеть и ждать. И не вернулся. Сын его, художник, рассказал, что отца сбила машина. Я думаю, это могло быть как-то связано с нами. Не сомневаюсь, что нас искали. Учитель был к нам ближе всех, я уверен, что его стали подозревать в первую очередь. Нас не нашли. Мы просидели в тереме несколько дней. Павел ушел первым. Потом – ты. Я остался один. Я всегда был самым послушным и… трусливым. – Карл усмехнулся виновато, словно говоря: что есть, то есть. – Если бы не художник, я бы никогда ни о чем не вспомнил. – Он задумывается. – Но был еще момент… раньше, – говорит, словно вглядывается в тот день. – Я встретил Сторожа, совершенно случайно, в этом городе. Он тоже работал в лесной школе. Я узнал его, понял, что видел раньше. Хотел поговорить с ним, но не успел. Он умер. Я не верю в такие совпадения. Я думаю, его убил Павел.

– Павел? А как он там оказался?

– Павел. Не знаю как. Тоже загадка и странность. Мы оба оказались там одновременно. Я долго думал, случайность это или что-то другое… И после этого он меня уже не выпустил. Я чувствовал его присутствие везде, даже в снах. Не веришь? – спросил он, заметив ухмылку на лице Марго.

– Очень ты нежный, – заметила она, и легкое пренебрежение взрослого к ребенку прозвучало в голосе.

– А ты сама разве не испытала то же самое? – напомнил Карл.

– Нет. Я подставилась ему сама, по дурости. Моя приемная мать, Катерина, напророчила, что когда-нибудь я нарвусь на своего. Вот и нарвалась. Я была шустрая, как пацан. Сильная, дерзкая, нахальная. И дралась, и крала, что под руку подвернется. Колесила по всей стране. Мне нравилась вольная жизнь, как у цыган. Характер у меня такой, широкий. Любила, бросала. А потом нарвалась на Сатану. Он меня спас, а то бы убили запросто. Я ему была вроде как обязана, потому и согласилась… помочь. А теперь локти себе кусаю, каюсь, да поздно… Поздно. Жизнь он мне сломал, Карлуша. И ведь нашел меня! Находил снова и снова. Может, и правда чует. И я ударилась в бега. Никогда в жизни ни от кого не бегала, а тут рванула, как последняя… шавка. Так что я тебя не осуждаю. – Марго помолчала. Потом сказала: – Когда я увидела тебя в больнице, глазам своим не поверила. Сердце чуть не выскочило от радости, чуть умом не тронулась. Руки дрожат, колени подгибаются, повторяю, спасибо, Господи, спасибо, Господи! Только к вечеру оклемалась. Ну, думаю, все! Недаром сподобил Господь. Послал прямо в руки, нечаянно, негаданно. Значит, будет мой. Я знала, что ты придешь ночью. Нутром чувствовала, что придешь. Я знала каждый твой шаг. И что Алена тебе зачем-то понадобилась, тоже поняла. Думаю – действительно, Сатана, даже монаха нашего прельстил, на службу себе определил… А тут вон оно что оказалось. Брат оказался. Братья, Петр и Павел… – Она испытующе смотрит на Карла, все еще полная сомнений. – А где третий? Андрей?

– Думаю, Андрей погиб. Не знаю, как. Я думаю, потому Учитель и увез нас. Из-за Андрея. Когда меня нашли на улице, я назвался Андреем. Я все время рисовал ракету в клетке, и директор детдома, когда я уходил, отдал мне мои детские рисунки…

– Ракету в клетке?

– Я думал, это ракета. А это было арочное окно терема и оконная рама. Меня как током ударило – это же окно, а не ракета! Стоял и смотрел, в ушах шум, сердце колотится – вот оно! Знаю, видел! И стал вспоминать, как лавина тронулась… Вспомнил всех нас, как сидели на полу, рисовали, как остался один. Вы с Павлом ушли – сначала он, потом ты. Ночью была гроза, мне было страшно. Когда вспыхивала молния, рама становилась черной, а окно светлым – вот я и запомнил. Мне казалось, я на корабле, и корабль тонет, как в книжке, которую нам читал Учитель. Я помню, как плакал от страха. А утром тоже ушел. Не мог больше оставаться там один. Страшно было. Ты обещала вернуться, но не вернулась. Заблудилась или не захотела…

Вольно или невольно, в голосе его Марго почудился упрек.

– Не помню, – сказала она виновато. – Ничего не помню.

– Я помню Отца, – сказал Карл. – Помню, как мы ждали его с нетерпением, как лезли ему на колени. Ты была его любимицей. Помню, как Павел отталкивал меня, а ты отталкивала Павла…

– Что случилось с отцом?

– Не знаю.

– Как наша фамилия?

– Не знаю. Ничего не знаю.

– Ты не помнишь маму? Совсем?

– Не помню. Но ты знаешь… Мне почему-то кажется, что Отец не обязательно был нашим настоящим отцом…

– Что значит, не был настоящим отцом? Как это?

– У людей там не было имен. Были названия согласно функциям. Сторож, Учитель, была еще Хозяйка, которая кормила нас. И ни одного имени. Только клички. И Отец может не настоящий отец, а просто… роль. Если бы он был отцом, он бы рассказал о маме. И то, что мы никогда не выходили за пределы школы, и то, что она была в лесу, вдали от города, и других детей, похоже, там не было… И охраняли ее, как военную базу. Там и сейчас остались пропускные пункты и жестянки «вход запрещен». Зачем?