Любимая муза Карла Брюллова

Вскоре произошла уже упомянутая ссора Брюллова с «Обществом поощрения художников» из-за картины «Итальянский полдень». Теперь Брюллов уехал из Рима в Тоскану – во Флоренцию, куда его зазвал, спасая от злой молвы, князь Григорий Иванович Гагарин, посол при Тосканском дворе.

Рассказывали еще, что Брюллов согласился на приглашение очень неохотно, потому что хотел ехать не во Флоренцию, а в Помпеи – якобы он задумал новую картину о событиях незапамятной древности, когда извержение Везувия уничтожило город.

Услышав это, Юлия едва не рассмеялась.

Да уж… совпадениями богата жизнь! Не зря ей вдруг вспомнился Пачини!

Теперь Юлия грезила Флоренцией. Она велела собираться в путь.

Сен-При брать с собой она не собиралась, но Эммануил заартачился – не хотел оставаться в Риме. Как Юлия ни злилась, каких ссор ни устраивала, он был тверд. Или едет с ней, или возвращается в Россию.

Наконец Юлия сдалась. Пусть едет, пригодится! Не бегать же, как в юные годы, в порт в поисках мужчины, когда вдруг плотская тоска сделается неодолимой. А Сен-При, хотя и ослабел в последнее время и сделался почти до невыносимости нуден, умел доставить чувственное наслаждение. Он был необычайно нежен. И хотя Юлии в последнее время нежность казалась пресной, хотелось чего-то поострей и даже погрубей, она еще не готова была покинуть Сен-При.

Неизвестно еще, как сложится с Брюлловым во Флоренции…

Хотя она не сомневалась – сложится!

Флоренция, 1827 год

– Юлия! Юлия! Он даже вздрогнул от звука своего голоса…

Словно заблудившийся ребенок жалобно зовет на помощь…

Да, жалобно. Вон с каким сочувствием смотрит на него вбежавшая горничная Юлии!

– Чего изволит синьор Эммануэле?

– Симонетта, попросите графиню зайти ко мне. Я, кажется, нездоров.

– А-ах… – протянула горничная. – Ах… не прикажете ли послать за врачом?

– Не нужно врача, попросите графиню зайти!

Симонетта на миг опустила глаза, а когда вновь подняла их, взгляд ее был уже не сочувственным, а лживым:

– Мне очень жаль, но контесса Джулия уехала рано утром. Контесса пыталась разбудить синьора Эммануэле, однако синьор очень крепко спал, поэтому контесса отбыла одна, но она просила передать синьору свою любовь. Не прикажете ли все-таки послать за врачом, эччеленца?

Этот «синьор Эммануэле», которого прежде звали Эммануилом Сен-При, этот «эччеленца», который некогда числился поручиком лейб-гвардейского гусарского полка, отвел взгляд.

Ну да… он уснул уже на рассвете, потому что никак не мог усмирить тоску и мучительные размышления. Юлия – контесса Джулия тож – в последнее время выставляла Сен-При из своей спальни, чуть утолив вечерний плотский голод. Если сей голод донимал ее и по утрам, она сама прибегала в комнату любовника. Если не донимал – не прибегала, а валялась в постели до полудня, но чаще всего вставала рано и куда-нибудь уезжала, не давая себе труда уведомить Сен-При.

Симонетта врет, конечно, будто контесса Джулия пыталась разбудить синьора Эммануэле. Зачем он ей там, куда она отправилась?

Сен-При вспомнил, как боялся таких же ее исчезновений в Милане. Часто бывало так же – он просыпался в одиночестве и узнавал, что Юлия уехала. Куда?! Однажды Сен-При только сделал вид, что спит. Он услышал, что она поспешно собирается, выскочил из постели, оделся и проследил за ней.

К его изумлению, Юлия шла пешком, что облегчало слежку. Спустя несколько минут молодая женщина вошла в неприметную – потайную, нарочно утроенную для тайных свиданий дверь – как подсказала жгучая ревность Сен-При! – и тотчас оттуда послышался ее счастливый, беззаботный смех. Так радостно Юлия никогда не встречала его, уколола Сен-При его верная спутница ревность, и, конечно, он тоже проскользнул в дверцу… и застыл столбом, застав Юлию не в объятиях какого-то молодого красавца, а державшей на руках девочку лет десяти, необычайно хорошенькую, даже красивую, и обещавшую стать еще красивей. Девочка отвечала ей жаркими поцелуями и восторженными благодарностями за какие-то сладости, игрушки, ноты, книги, за меха, присланные из России…

Первой мыслью Сен-При было вот что: он видит тайную, внебрачную дочь своей возлюбленной. Он ничуть не сомневался, что до встречи с ним Юлия пережила не одну бурную любовную историю – с ее-то страстной неистовостью, с ее-то темпераментом, который и возбуждал Сен-При безмерно, и обессиливал его порой до полного изнеможения.

Чахотка, какого черта! Имя этой чахотки было – Юлия Самойлова!..

Все смертельные болезни носили ее имя… Так же, впрочем, как и все самые благодетельные лекарства.

В то утро Сен-При скрылся из сада, как он думал, незамеченным, но разве могло что-то остаться незамеченным Юлией?!