— Будем считать, что наши ученые о чем-то догадались. Убедили в этом правительство. То выделило деньги, и, заметь, немалые деньги, на постройку гиперпространственного корабля. И вот, когда уже все почти готово к его полету, появляется необычный астероид. Необычный тем, что его трудно, практически невозможно уничтожить из-за «меняющейся» орбиты, словно астероид чем-то или кем-то управляется.
— Ты еще скажи — наводится, — с легкой иронией уточнил Стас.
— Правильно! Наводится! — Александр Пономаренко, в отличие от Скворцова, говорил горячо, убежденно, без всякой иронии. — Этот неуничтожаемый астероид наводится точно в то место, где в данный момент находится гиперпространственный корабль.
— Ты сам сказал — вероятность пока пятнадцать процентов.
— Я готов с тобой поспорить, что завтра она возрастет.
— Но если этот астероид не случайность, то... то кто-то должен был его послать. — Скворцов замотал головой: — Бред какой-то. Послать астероид. Астероид в несколько тонн.
— Что ж, если это бред, то можешь позвонить Богомазову и успокоить его. Вероятность попадания мала. Так что пусть продолжает дальше строить гиперпростраиственный корабль и не забивает свою голову дурными мыслями.
— Саня, не злись. Просто все это так необычно.
— Раньше полет на воздушном шаре считался необычным. А сейчас мы уже пытаемся проникнуть в гиперпространство.
— Хорошо, что ты мне посоветуешь делать?
— Это я у тебя должен спросить, что ты мне посоветуешь делать. Это мне вменено в обязанности предупреждать о подобного рода неприятностях, — неожиданно сказал Пономаренко.
— Вот ты и предупреждай.
— По инструкции я только первого июня обязан уточнить параметры движения астероида, будь он неладен.
— Уточнил сейчас. Что тут такого страшного? — не понял друга Стас Скворцов.
— Уточнил — это значит расходовал ресурс аккумуляторов на спутнике. А как ты догадываешься, их в космосе не подзаряжают. А стоимость спутника, да еще такого, как «Дозор», о-го-го. Я и десятой части не возмещу, выплачивая до конца дней своих всю пенсию, на которую меня выгонят за такие вещи.
— Ой, Саня, извини. Я даже не думал обо всем этом, прося тебя уточнить параметры движения этого чертового астероида.
— Да при чем тут ты? Просто твои слова об опасениях Семена явились тем последним толчком, который помог мне все понять. Знаешь, как в детском калейдоскопе — встряхнул его, и получился узор.
— Что понять? — не понял Скворцов.
— Что гиперпространство — это не просто одна из разновидностей материи. Это нечто иное. И поэтому наверху решили рискнуть и послать к Нему человека.
— Ты сказал к Нему? По-твоему, гиперпространство живое?
— Стас, думай, что хочешь, но этот астероид — не просто случайность.
Двое мужчин, разделенных несколькими десятками километров, замолчали.
— Если все, что ты только что сказал, правда, то человека в гипер посылать нельзя. Оно нам ясно дает это понять, — наконец промолвил Скворцов.
— Это можно интерпретировать и по-другому, — возразил Пономаренко.
— Как?
— Как испытание. Созрели мы, люди, для такого шага или нет. В любом случае сообщить наверх необходимо. Эх, семь бед — один ответ. Если выгонят, возьмешь к себе садовником?
— Когда будешь обмывать повышение, не забудь и меня пригласить.
— Итак, Билл, ты все-таки разгадал секрет русичей. — Президент Соединенных Штатов Америки задумчиво барабанил пальцами по столу, обдумывая только что услышанное от директора ЦРУ тире советника по национальной безопасности.
— Да, — твердо ответил тот.
— Как-то все это... — Президент запнулся, подбирая нужное слово.
— Необычно, — пришел ему на помощь директор ЦРУ.
— Вот-вот, правильно. Именно необычно.
— Сэр, моя первая реакция на эту информацию была точно такая же, как и ваша. Но при дальнейшем размышлении я понял, что, в принципе, ничего необычного здесь нет.
— Поясните.
— Если вдуматься, для решения любой технической проблемы необходим симбиоз человека и новой техники.
«Молодец, Брэдлоу, — мелькнула у Реда мысль о своем подчиненном, — нашел самые точные доводы в пользу правильности своей трактовки действий русичей».
— Естественно. Но симбиоз техники и тех, кто создавал эту технику. На роль пилота самолета, несущего атомную бомбу, нашлись бы десятки летчиков. А вот без Оппенгеймера и других ученых этому пилоту нечего было бы сбрасывать на Хиросиму.