– Попытался было написать тебе записку, но оказалось, что писатель я хреновый. Теперь вот в диктофон говорю, чтобы ты послушал. Было бы, конечно, лучше, если эта пленка осталась ненужной ни тебе, ни мне, но не хочу уходить из жизни покорным бараном. Если что, пленка эта – твоя, и используй ее как надо. Ну, а сейчас все по порядку. По-моему, Жора, мой дружочек Сашка Воробьев за спиной Прахова на выгодных условиях сговорился с «Домусом». Сговорился и сдал своего кума и благодетеля. По распоряжению Сашки, как бы по просьбе Прахова (проверить не успел), я снял нашу охрану, и той же ночью Прахова завалили. Я думаю, что работали заказные киллеры из Синдиката, поговаривают, есть такой на Москве. Сразу же, на следующий день Сашка на заседании правления «Департа» сделал заявление как уже о решенном деле, что в самое ближайшее время «Департ» и «Домус» объединяются. Потом я с Сашкой поговорил один на один и на басах. Начал с дурака, а как, мол, дело Ксении Логуновой и те де и те пе. Ну, он мне ответил, что вопрос этот снят с повестки дня и операция отменяется. Жора, эта сука всех закладывает, понимаешь, всех! Ну, я не вытерпел и слегка помахал дубинкой, которую ты мне дал. Может, и зря. Ласковый он стал, добрый, говорил, что все это – старческая игра фантазии отставного мента. Так все мило вдруг получилось, что чуть ли не расцеловались при прощании. Но сейчас ночь, Жора, и я, малость подумав, испугался. Этот гад будет неуязвим только тогда, когда ликвидирует меня и тебя с Дедом. Я – первый в очереди. Попытаюсь кое-что предпринять, но если не успею, знай: меня пришил он. Повторяю как под протокол: меня, Сергеева Николая Григорьевича, убили по заказу Александра Петровича Воробьева, владельца фирмы «Алво» и вице-президента «Департ-банка». Вот и все, Жора. Достань его, Жора!»
Маргарита привычно, икая от усталости, плакала. Сырцов погладил ее по плечу. Она зарыдала. Последний взрыв, после которого утихла.
– Эх, если бы эта пленочка у меня вчера утром была! – бессмысленно погоревал он.
– Я не виновата, Георгий Петрович! – взмолилась она. – Ведь так Николай Григорьевич приказал. Разве я виновата?!
– Ты ни в чем не виновата, Ритуля.
– Если бы я знала, если бы я знала!
Сырцов достал свой носовой платок, вытер ее глаза, заставил высморкаться. Она была послушна, как маленькая девочка. Глубоко вздохнула.
– Что собираешься сейчас делать? – спросил он.
– В морг поеду.
– Ни в какой морг ты не поедешь. Во-первых, тебя туда не пустят, а во-вторых, тебе надо уносить ноги, Рита. Сейчас ты возвратишься в контору, скажешь всем, что очень плохо себя чувствуешь, и уедешь из Москвы на неделю, а лучше дней на десять.
– Куда?
– К бабке в деревню, к тетке в Рязань, к черту на рога! – заорал Сырцов. – Но главное – в такое место, о котором твои друзья-сослуживцы слыхом не слыхивали.
– Почему, почему я должна уезжать?
– Не надо было слушать тебе эту пленку, Рига. – Сырцов извлек кассету из магнитофона и спрятал во внутренний карман пиджака. – Делай, как я велю.
Он открыл дверцу «фольксвагена», собираясь уходить. Она удержала его обеими руками, грустно поцеловала в щеку сухими губами и призналась:
– Я была влюблена в него, как кошка, Георгий Петрович. Как кошка.
Глава 35