Любить Пабло, ненавидеть Эскобара

– Вирхиния, ты была легендой этой страны, а этот наркоторговец покончил с твоей карьерой, запятнав доброе имя. Я всего лишь актриса, честно зарабатывающая себе на жизнь. Передайте Гавирии: ни за какое золото мира я бы не согласилась пройти через то, что сделали с тобой эти злодеи и продолжает делать пресса. Такие женщины, как я, их презирают. Лучше выберу смерть, чем позволю хоть одному накоторговцу приблизиться ко мне!

Густаво просит повторить каждое слово, сказанное этой недоступной женщиной, в которую он безумно влюблен. Он никак не может понять, почему эта красивая девушка с огромными, ясными глазами так его презирает. Тогда я напоминаю, что́ обо мне пишут газеты и о чем вопят радиостанции: истории о любовниках-наркоторговцах, беспощадно избивающих меня в попытке отнять яхты и особняки; женщины, приказывающие изрезать меня ножами, чтобы забрать машины и драгоценности; власти, обыскивающие меня, чтобы изъять наркотики и оружие; врачи, лечащие от сифилиса и СПИДа. Добавляю: чтобы воспрепятствовать моему возвращению на экран и к микрофону, представители СМИ, кажется, пытаются всеми средствами – ударами, ножами и пинками – лишить меня оставшегося достоинства, таланта, элегантности и красоты. Мне отказано в каких-либо правах на личную жизнь, работу или честь.

Уже не сдерживаясь, без остановки, зная, что рано или поздно Густаво поделится информацией с лучшим другом, я начинаю рассказывать ему обо всем, в чем никогда бы не призналась Пабло. Не только о цене, которую заплатила, поддержав националистическую позицию против экстрадиции его неблагодарного «профсоюза», но и о многом другом. Поражаясь, как бедный дьявол может спать с женщиной, которая действительно его любит, когда в глубине души все мультимиллионеры до единого знают, что не достойны быть любимыми, и всю жизнь обречены платить красавицам за иллюзию любви. Я цитирую Библию: «Не бросайте жемчуга вашего перед свиньями»[247]

. Мужчины, как Пабло, достойны любви дорогих проституток, которые так ему нравятся. Подвожу итог, заявляя: моя ошибка в том, что сразу не назначила себе цену, когда Эскобар предлагал все, что угодно, а я ответила, что не нуждаюсь ни в чем. Ведь представительные и воспитанные женщины, подобные принцессам, любят своего единственного человека не за то, что он богат или беден, и даже не за подарки. Они просто хотят сделать его счастливым и защитить от любых угроз.

Густаво выслушал меня молча, смотря в окно. С грустью в голосе он признал, что я, безусловно, достойна роли жены выдающегося человека, а не любовницы бандита. Он говорит: все они тоже женаты на любящих и заботливых женщинах, которым не важно, богатые они или бедные.

А я отвечаю: эти женщины выносят публичные оскорбления только потому, что их усыпают бриллиантами и мехами, в противном случае они бы давно ушли. Описываю украшение в четверть миллиона долларов, которое Пабло заказал не для девушки с золотым медальоном на груди, и прошу Густаво помочь мне убедить кузена дать мне всего лишь сто тысяч долларов. А пока я продам квартиру, чтобы наконец оставить позади враждебную страну, ставшую персонажем скверных анекдотов. Устроюсь на работу в Европе, о чем я всегда мечтала. Ну а устное и письменное владение шестью языками и базовое знание северных языков, похожих на немецкий, уж точно мне пригодится.

Гавирия объясняет, что им понадобится очень много наличных ввиду грядущей войны, и предупреждает: я должна быть готова, что его компаньон откажет в сумме, которую бы отдал не задумаваясь еще пару лет назад, если бы я попросила. Густаво предполагает: Пабло, скорее всего, плохо воспримет то, что его лучшая подруга уезжает насовсем. Ему необходимо знать, что я в любом случае буду рядом, ведь он не может поговорить по душам ни с кем другим, даже с семьей.

Густаво совсем маленького роста. Он то и дело убирает прядь спадающих волос со лба. Как и его кузен, он тоже часто отводит взгляд. Последовала короткая пауза и глубокий вздох. Густаво направляется к сейфу, достает подносы с бриллиантами, размещая их на кофейном столике, напротив дивана, где мы беседуем. Открывая футляры с сотнями камней, размер которых колеблется от одного до двух карат, он говорит, что хочет подарить мне один на память, потому что благодарен за все, что я для них сделала.

Взволнованно поблагодарив его, я отказалась. Но потом, взглянув на сияние тысячемиллионной части огромного богатства, я передумала. Взяв «Клинекс», чтобы высушить слезы, я заявляю, что хочу самый большой из всех. Я не столько заслужила его, сколько просто настало время, чтобы хоть один магнат подарил мне драгоценность! Густаво радостно смеется, отмечая, что польщен быть первым. Он настаивает на том, чтобы я выбрала самый чистый камень, меньше одного карата. Я заявляю: «Лучше оставим чистоту Святой Марии Горетти. Угольки видно только под лупой, а я хочу самый крупный, но у которого меньше дефектов».