Любовь

Теперь мой муж – океан. Он знает, когда взреветь, выгнув спину, а когда притихнуть и спокойно понаблюдать за своей женщиной. Бывает, он хитрит, но не предаст, в нем нет вероломства. Зато есть душа, глубокая и страдающая. Я уважаю его и все о нем знаю. Такое понимание приходит только с опытом, а опыта я набралась с мистером Коузи предостаточно. Можно сказать, мысли его читать научилась. Не сразу, конечно. Когда я поступила к нему работать, я девчонка еще была, а он взрослый мужчина, обремененный сыном и больной женой, которой нужен уход в любую минуту дня и ночи. Он произносил ее имя

-

Джулия

- таким голосом, что сразу чувствовалась вся его нежность к ней, вся нежность и мольба о прощении. Когда Джулии не стало, их сыну малышу Билли, было двенадцать, и хотя мне самой было всего четырнадцать, мне даже в голову не пришло, что я могу не остаться и не принять на себя заботу о них обоих. Только такая широкая душа, как у него, могла вмещать столько заботы о жене, да чтобы после этого там еще оставалось место. Когда Джулия Коузи умерла, мистер Коузи перенес все свои чувства на сына. Слава богу, мальчик был наделен интуицией, с помощью которой умные дети умеют поддерживать интерес к себе со стороны взрослых. Делают не то, что им говорят, а то, что от них хотят на самом деле. Папочка может сказать: «Ну-ка, давай покажи, как ты научился защищаться!», а на самом деле говорит: «Не позорь меня, скорее дай мне тебя победить». Или такой вариант: он говорит «я объясню тебе этот мир», а понимать это надо как «я боюсь тебя до смерти». Не знаю уж, какие слова в таком роде говорил сыну мистер Коузи, но, что бы он ни говорил, малыш Билли понимал это как «будь тем, из-за кого мне стоило бы вставать по утрам; заставь меня, случайно на тебя глянув, разинуть рот». Так что, хороший он сын или очень плохой, большого значения не имело. От него требовалось удивлять, привлекать внимание. Подозреваю, что выбор в пользу добра он сделал чисто случайно. И мистер Коузи был доволен всем, что бы малыш Билли ни сделал и ни сказал. Осыпал его деньгами и везде брал с собой. Какой они, должно быть, были чудной парой: мальчишечка весь в папу – прямой пробор и бейсболка точь-в-точь как у отца. То они вместе у парикмахера – один сидит, стрижется, другой откинулся в кресле, занят чинной беседой с ожидающими клиентами; то сидят высоко на трибуне, вместе с народом – смотрят игру наших «Орлов»; вот, расположившись на складных стульчиках, наблюдают соревнование уличных певцов; или сидят за маленькими столиками тех местных баров, где выступают самые талантливые музыканты. Ночевать порой оставались в меблированных комнатах, а иногда стучались в первую попавшуюся дверь. Мистер Коузи говорил, что хочет, чтобы малыш Билли видел, как радуются люди, достигая в своей работе совершенства, поэтому они ездили на Пердидо-стрит слушать «Кинга» Оливера [36], в Мемфис смотреть игру «Тигров», а в Бирмингем - «Баронов» [37]. Смотрели, как повара выбирают на рынке продукты, как прямо на лодках сортируют устриц, как работают бармены, мошенники от бильярда, карманники и тамбурмажоры. Все было поучительно, все становилось уроком, когда преподавал человек, гордый своим мастерством. Мистер Коузи называл это реальным училищем жизни, но по мне, так это больше напоминало прогулы – по крайней мере тех уроков, что предписывал ему посещать его собственный отец. Этакое манкирование школой старого Дарка.