Любовь без поцелуев (СИ)

– Хорошо. У нас тут есть просто виртуозы морального террора. Старшеклассник Стас Комнин (ага, правильно мою фамилию сказал! Приучил!) – настоящий психопат, всё своё свободное время посвящает тому, что терроризирует окружающих. Особую неприязнь он, как я заметил, питает к детям из обеспеченных семей.

Врёшь, скотина! Во-первых, не всё время, а только большую часть. Во-вторых, мне плевать, что за человек и откуда он взялся. Не нравится он мне – значит, жертва. Мне просто очень мало кто нравится.

– … и как только приглядится к Вашему сыну и узнает, что он за человек, заставит его плакать кровавыми слезами.

– Одарённый юноша, – не верит собеседник. Да, жаааль, что ты не пришёл позднее. Осиный яд прочистил бы тебе мозги.

– Тюрьма по нему плачет. Я бы с удовольствием сплавил его в колонию, но эта тварь ни разу не попалась. О, он устроит для Вашего сына настоящий персональный ад. Не зря его Сатаниславом зовут.

Оу, как приятно! Комплиментики. Рад, что ценишь меня по достоинству, сволочь. Только вот что-то я не помню, чтоб я у тебя пугалкой для мажоров подрабатывал. Разговор перешел на неинтересное – форму «спонсорской помощи», которую отец неизвестного мне пока гея собирается оказать нашему богонеугодному заведению. Я сидел и ждал, солнце медленно нагревало баннер. Так, пожалуй, осы мои перевозбудятся раньше времени. Но вот, наконец, они вышли. Момент истины.

Я посмотрел вниз – между деревьями мельтешило яркое пятно. Банни, девочка моя, на шухере. Вот она побежала, словно бы просто разминаясь, прыгнула через врытое в землю колесо, замахала рукой. Пусто. Пора.

Быстрое движение, шаг по карнизу. Окно стоит на режиме проветривания – он всегда кабинет утром проветривает. Закидываю в щель тонкую петлю, измазанную клеем, чтоб не скользила слишком сильно. Я это несколько раз уже делал. Опс – окно открыто. Закатываюсь вовнутрь, включаю комп, достаю отвёртку, отвинчиваю боковую панель, закидываю гнездо туда (пару ос уже прочухались), прислоняю панель обратно – так, чтоб оставалась хорошая щель. Разбиваю банку, чтоб остались крупные осколки. Достаю из кармана влажные салфетки, стираю клей с ручки окна. Выпрыгиваю из окна, кончиками пальцев прикрываю раму. По карнизу, через баннер – быстрей, быстрей, быстрей! Сердце стучит, как бешеное, кровь закипает, я чувствую, как возбуждение обостряет все чувства, и во рту появляется металлический привкус. Ещё быстрей, вот пожарная лестница, слетаю по ней, до земли – два с половиной метра, внизу – сидушка от стула. Мой рост – метр восемьдесят с чем-то, так что я просто повисаю на последней перекладине и падаю на сидушку. Удачно. Срываюсь с места и бегу по направлению к Банни, сдирая тонкие резиновые перчатки.

– Вышло? – радостно шепчет она.

Я киваю, и мы бежим по дорожке рядом. Банни – молодчинка, это она достала гнездо, те тонкие веточки над обрывом не выдержали бы ни меня, ни Игоря, ни Вовку.

– Чего… аха… так долго, – она задыхается и я торможу, хотя тело требует бега, быстрого бега, а ещё лучше – драки.

– У него там был гость. Вон, по-моему, директор его провожает.

Сейчас мы бежали мимо автостоянки. Геннадий Валерьевич, чёрт бы его в задницу драл, чуть ли не под ручку подсаживал в огромный чёрный джип какого-то типа. Видимо, отец того самого гея. Краем глаза я заметил, что он тычет в меня пальцем. Ахаха! Нашел аттракцион для спонсоров! Я стягиваю куртку, мне жарко. Бросаю её в руки Банни и пробегаю через парковку. Самые драгоценные минуты моей жизни. Я чувствую себя сверхчеловеком. Возбуждение достигает своего пика. Пробегаю мимо джипа, хлопаю ладонью по фаре, перепрыгиваю через оградку. Банни отстала, она не может держать такой темп. Мне хорошо. Хорошо. Этот придурок придёт в свой кабинет и там его будет ждать сюрприз. Мне НУЖНО было в город. И нечего рекламировать меня не пойми кому, как свою принадлежность, как будто я его ручная бабайка! Но ведь дело не в этом, верно? Я знаю, почему я это сделал. Потому, что мне нравится. Мне нравится это возбуждение. Мне нравится мысль о том, что директору будет плохо. Он не какой-то там злодей. Просто обычный склизкий тип, который в раздумьях над тем, как положить больше денег в карман, не замечает, во что превращается вверенный ему интернат. Он даже баннер снять не удосужился. Но даже не за это. Он просто мне не нравится.

Я знаю, так нельзя. А если бы все относились так друг к другу? Но что поделаешь. Во мне течёт кровь насильника. Я не могу и не хочу быть другим.