Любовь горца

Лиам остановился. Его способность быстро и четко определять ложь на этот раз его подвела – сознание было смутным.

– Тогда почему ты в моем доме, за моим столом говорил с ней так, будто она твоя любовница? – спросил он сквозь стиснутые зубы.

Торн пожал плечами в знак примирения.

– Я просто с ней флиртовал, Лиам. Она – красивая женщина с большими грудями, а я люблю хорошеньких женщин, хотя до ее грудей не дотрагивался…

Лиам схватил брата за грудки и едва не поднял его над полом:

– Только попробуй открыть свой поганый рот по ее поводу, и я вырву у тебя кишки и разбросаю по полу!

Торн широко раскрыл зеленые глаза не столько от страха, сколько от удивления:

– Да ты сам ее хочешь! – вымолвил он.

– Haud yer wheesht! – Лиам отпустил брата так быстро, что тот чуть не упал, и повернулся лицом к столу, изо всех сил стараясь остановить бешеное биение сердца.

– Боже мой, Лиам, после всех лет самоотречения ты запал на гувернантку?

– Я же сказал, Haud yer wheesht! – и не в силах больше сдерживаться, Лиам стукнул по первой же вещи, попавшейся под руку.

Пачка писчей бумаги, бронзовое пресс-папье и ящик с письменными принадлежностями полетели в сторону книжного шкафа и рассыпались по полу в беспорядке. Он попытался наполнить легкие воздухом, но ребра сжало словно тисками. Тогда Лиам пошел к буфету и стал вытаскивать пробку из графина, выискивая глазами достаточно большой стакан, чтобы утолить терзающую его жажду.

– У тебя появились проблемы с выпивкой, брат? – спросил Торн холодно.

– Моя единственная проблема, что у меня их нет.

Черт с ним, со стаканом! Лиам запрокинул голову и сделал большой глоток скотча, названного его именем. Огненная жидкость потекла по горлу, проникла в грудь и дала возможность сделать вдох. Сейчас его выдох можно поджечь, так он был насыщен алкоголем, но Лиаму было наплевать. Лучше пить, чем дойти до братоубийства. К тому же он не хотел, чтобы Джани пришлось убирать за ним кровь с пола.

– Такой человек, как ты, не может иметь такую женщину, как она, Лиам.

Не много есть на свете людей, кто мог сказать ему такое, и при этом остаться живым. Лиама поразило, что брат не боялся его.

– Любому видно, что кто-то обращался с ней грубо, а в твоих руках она сломается, как все женщины, которые имели несчастье любить лэрда Рейвенкрофта.

Слова брата вонзились в его спину как кинжалы. Правда прошла сквозь кожу, сквозь кости и застряла в сердце. Язык брата подобен острому лезвию, и он владеет им мастерски. И так было всегда.

– Думаешь, я сам этого не знаю? – спросил мрачно Лиам. Теперь он стал искать стакан для виски. – Ты думаешь, в твоих руках ей будет лучше? Ты – игрок, развратник, легкомысленный негодяй, коллекционирующий женщин, как безделушки. У кого хватило наглости соблазнить жену родного брата?

То, как напряглось лицо Торна, сказало Лиаму, что его кинжал тоже достиг цели.

– Не впутывай сюда Колин. – Торн оттолкнул ручку кресла, на которую облокачивался. – И если ты помнишь, братец, это ты у меня ее отнял!

– Ты прекрасно знаешь, я понятия не имел, что она твоя. Отец скрыл это от меня, и ты ничего мне не сказал…

За долгие годы Лиам передумал много разного и ужасного о своей покойной жене, но не смел сказать о своих мыслях вслух, так как это привело бы к опасному обострению враждебности между братьями. А теперь говорить об этом значило сказать дурно о покойнице.

– Эта женщина вышла замуж за меня, а не за тебя, потому что я – маркиз, а ты – только граф. Она хотела получить того, кто будет наследником. Как ты можешь любить ее после этого?

Гэвин смотрел в сторону, и сквозь вечно циничное выражение на его лице проглянула душевная боль.

– Ничего нельзя сделать с душой, если она нашла свою половину. Мы оба знали, что с ней не все в порядке. Что она… нездорова. Но были дни, когда она была такой чистой, такой разумной. Когда она… светилась. – Взгляд Торна смягчился, пока он всматривался в прошлое. – И те дни стоили всей боли, которую я испытал из-за нее.

Он посмотрел на Лиама. Его волосы поблескивали цветом обжаренного ячменя, который они выгружали из печи, глаза потемнели и глядели строго.

– Думаю, если бы она… была в ясном уме, он вышла бы за меня.

– Думай, что хочешь. – Лиам повернулся, чтобы посмотреть на брата через стекло стакана, из которого утолял жажду.

Обо всем этом они уже говорили лет десять назад. Колин была безумна, и безумие превратило ее в злобную фурию. Злую настолько, что она казалась почти нечеловеком. Или, возможно, постоянная раздвоенность была для нее непереносимой. Возможно, она так и не научилась прятать свое несчастье, как это делает большинство.

– Ты ею воспользовался, – прорычал Лиам. – Черт возьми, ты воспользовался ее слабостью.

Глаза Торна блеснули, подобно молнии над зелеными болотами.

– Это была всего одна ночь, Лиам. Ты уехал так надолго. Ей было одиноко, а я был влюблен. И это случилось только однажды.

– Это ты так говоришь.

– Так. Это. Было. Мы об этом уже говорили. Я сказал ей, что мы совершили ошибку и я должен признаться, что согрешил против тебя.