Любовь и бессмертие

«Ты, Серёжа, ушёл из моей жизни, а привычки свои оставил сыну. И я пока не знаю, радует это меня или печалит».

– Как ты, мама?

– Поставь меня на ноги, Максим.

Он поднялся по ступеням, опустил меня на террасу и заглянул в лицо.

– Отец звонил, беспокоится.

– Да? – Я помолчала. – Я не знаю, что сказать, сынок.

– Я всё знаю, мама.

– Я не сомневаюсь, родной. После такой встречи, это понятно без слов. Вопрос у меня один: сколько времени ты всё знаешь?

Максим опустил глаза. Я вздохнула.

– Я никого не виню, Макс. Умом понимаю, обвинять не в чем. Вот только чувствую я себя одинокой. Я, а напротив все вы – знающие и молчаливые, и, заметь, любящие меня люди. Никто не хотел причинять боль слепцу, все только наблюдали. Я пойду в спальню. Пару часов мне дайте, сейчас не хочу никого видеть. – Я повернулась, чтобы уйти. И опять вернулась к сыну. – Максим, обстоятельства складываются так, что главный мужчина в семье теперь ты. О своём решении скажешь при встрече. Дед уже знает?

– Я не говорил.

– Хорошо.

Я зашла в дом, в гостиной, к счастью, никого не было. Поднимаясь по лестнице, я открытой ладонью остановила, выбежавшую из кабинета, Катю.

– Мама, наконец-то! Я жду…

– Катюша, не сейчас. Обо всём потом, позже.

Слёз не было. «Наверное, на жизнь человеческую отпускается нормированное их количество. Исчерпал ресурс, добавки не будет. Полгода назад, я точно так же стояла под струями воды, прощалась с тобой, обливаясь слезами, билась в тенётах вины. Я, и правда, была виновата – моя неловкая попытка при помощи поцелуя оставить Стефана в семье, не допустить его одиночества, тебя рассердила. А в это время у тебя уже была новая семья, и ты родил ребёнка. А, может быть, ты хотел использовать мой поцелуй, как предлог для расставания, и пожалел меня, пожалел и не довёл дело до конца? – Я потрясла головой. – Не о том думаю, всё, что было вчера, перестало иметь смысл, теперь это всего лишь прошлое. Надо думать о том, как моя семья будет жить дальше».

Я сосредоточилась на матке. Две крошечные точечки приветливо светили мне и, как будто одна чуть более ярким светом, чем другая. В уме всплыли два имени – Сашенька, Андрей. Я улыбнулась. «Славные мои детки! Как же я счастлива, что вы пришли ко мне! Я буду терпеливо ждать, пока вы растете, а наступит срок – с радостью приму вас в свои объятия. И не только я, много людей будут встречать вас с любовью. Ваш дед… о, граф Андрей будет счастлив! Он вновь воскресит надежду передать титул кому-нибудь из внуков! Вас будут ждать ваши взрослые брат и сестра. Ваш папа будет счастлив вашим рождением! – Моя боль не только перестала расширяться, а даже уменьшилась, собралась в маленький комочек и тихонько ныла где-то в уголке сердца. – Я ещё не осознала всего, что случилось. Вся моя боль – это, по сути, обида и жалость к себе. Настоящее горе – утрата Серёжиной любви. Я почувствую эту боль позже. А была ли она, его любовь? А если его любовь – это сладкая иллюзия, мною сочинённая и мною же взлелеянная? Тогда и утраты никакой нет. А если его любовь была, то она и есть, и никуда не делась! Да что с того? Есть – нет, была любовь – не была, теперь ничего не поправить. Со мной осталась моя любовь, её ни забрать у меня, ни убить во мне нельзя».

Я вышла из душевой кабины, замотала волосы в полотенце и надела халат.

«Платье надо непременно самое красивое выбрать. Теперь мне предстоит самой пестовать свою уверенность в своей женской неотразимости».

Я надевала на ногу чулок, когда услышала смутный шум за дверью. Звукоизоляцию в спальнях Серёжа сделал почти абсолютную, если слышен шум, значит, происходит что-то серьёзное. Я оправила на себе халат, затянула потуже пояс и толкнула дверь, она не поддалась. Я постучала. Дверь приоткрылась, в щель смотрел разгорячённый Максим.

– Макс, что случилось? Открой!

Он посторонился. Распахнув дверь, я шагнула в коридор и увидела мрачного Стефана, подле него Катю в слезах, обхватившую, прижавшую к своей груди его руку. Дальше по коридору замерла в неподвижности Даша. От лестницы по коридору спешно шёл Павел. Я вновь посмотрела на Стефана.

– Здравствуй, Стефан. Что происходит?

Стефан не ответил, обнял Катю свободной рукой, прижался губами к её головке, приговаривая:

– Прости, Катя, не плачь. Напугал тебя. Прости.

Сбросив с себя его руку, Катя шмыгнула мимо меня в спальню. Стефан проводил её глазами и уставился на меня – немо ощупывая взглядом моё лицо, постепенно меняя мрачную тревожность глаз на спокойную внимательность,

– Я хотел тебя увидеть, – ответил он, наконец.

Я кивнула.

– Благодарю, Стефан. Как видишь, я в порядке. Спасибо, что беспокоишься. – Считая инцидент исчерпанным, я повернулась к сыну, потянулась к нему, провела пальцами по его горевшей румянцем щеке и встретила теплый взгляд. – Благодарю, сынок. Благодарю, что дал время прийти в себя.

– Маленькая, тебе сейчас причёску делать или мне позже зайти?

Я поморщилась. С возрастом Даша усвоила визгливо-беспардонную манеру напоминать о себе.