Любовь и ненависть

Это у него сорвалось помимо его желания, он в тот же

миг смекнул, что нельзя было произносить это имя, но я

догадался, что это кличка Игоря, и, не давая им опомниться,

ринулся в атаку:

- Точно, Ром. Ты с ним давно знаком?

Вопрос относился к Юре, но он смотрел на Витю,

который поспешил ответить за своего приятеля:

- А он с ним и не знаком.

- Может, и ты не знаком? - я строго смотрел на Витю. -

Ты узнаешь меня? Помнишь год назад: магазин, старушка,

кошелек. Затем ты с Ромом в милиции? Настоящая его

фамилия Иванов. Игорь Иванов. Ты меня помнишь? Я

присутствовал тогда на допросе. Помнишь капитана милиции?

- А-а, вспомнил, - удивленно и растерянно протянул

Витя, глядя на меня зверьком, попавшим в ловушку. Казалось,

он собирался бежать. - Я вас сразу на узнал.

- Зато я вас обоих узнал сразу. А ты почему, Юра, не

явился сегодня в милицию?

- А мне не велели. Сказали, чтоб родители, - довольно

независимо ответил Юра и взглянул на меня с явным вызовом.

- Ты не понял. С твоими родителями я уже говорил.

Теперь мне нужно с тобой побеседовать. Дело в том, что Ром

на этот раз сел накрепко. Вчерашняя кража для него мелочь.

Там открылось дело куда посерьезней. Но вы в том деле не

замешаны, хотя он теперь и пытается впутать вас, чтоб только

как-нибудь себя выгородить. Он лжет, так же как и в прошлый

раз. Ты помнишь, Витя, как он на тебя тогда все валил. Так что

пойдемте, нам с вами есть о чем поговорить.

- А я при чем? - вдруг запетушился Витя. Он чувствовал

какой-то подвох и держался настороженно, решив не дать себя

провести. - Я ко вчерашнему непричастен.

- Знаю. Речь идет о другом, тяжком преступлении,

которое Иванов хочет взвалить на вас обоих. Вам надо

оправдаться. Пошли, пошли, ребята.

- Ну что, пойдем, Витя? - нерешительно сказал Юра.

- Пошли, если так, - не очень охотно согласился Витя.

В отделении милиции я беседовал с глазу на глаз

сначала с Юрой, потом с Витей. Оба признались, что они

знакомы с Игорем Ивановым, по кличке Ром. Юра сказал, что в

магазине с Ромом встретился случайно, и слишком

категорично и заученно отрицал, что именно Ром передал ему

кошелек. На мой вопрос, если не Игорь Иванов, тогда кто же,

он пожимал плечами и упрямо повторял: "Не знаю".

- Значит, ты сам вытащил кошелек у гражданки. Так и

запишем.

- Пишите, - равнодушно отвечал он сиплым голосом и

блуждал глазами. - Только я не брал. Кошелек этот валялся на

полу. Я поднял его. И все.

Конечно, сейчас меня больше всего волновало другое -

гашиш. Мальчишки признались, что курят гашиш. И с

мальчишеским упрямством отказывались назвать, где они его

достают.

- Это не честно, - сказал я Вите, который был более

податлив к откровенному разговору. - Ведь мы с тобой

условились говорить правду и чистосердечно отвечать на мои

вопросы. Ты вынуждаешь меня принять другие меры, хотя мне

и не хотелось бы к ним прибегать.

Витя, точно не слыша меня, демонстративно

рассматривал стены и потолок комнаты, моргая светлыми

ресницами.

- Я понимаю, тебе строго-настрого приказано молчать,

не выдавать того, кто приучил тебя к курению гашиша и кто

снабжает тебя этой гадостью. Тебя запугали. Но я даю тебе

слово, что о нашем с тобой разговоре не будет знать тот, кого

ты боишься назвать.

- А я не боюсь, - ответил Витя со спокойной

решительностью, и рыхлое лицо его приняло сосредоточенно-

независимое выражение. - Я нашел.

- Где? - быстро спросил я, охватив его пристальным

взглядом.

- В телефонной будке. В коробочке было.

- Как ты узнал, что это гашиш?

- Я стал рассматривать, а тут какой-то мужчина подошел,

сказал, что это его коробочка. И вырвал у меня из рук. У меня

осталось только четыре баша.

- Когда это было?

- Давно. - Он несколько стушевался, отвечая на этот

вопрос, беспокойные глаза растерянно улыбнулись,

- Ну как давно? Год, два года или месяц назад?

- Месяца два.

- Как ты узнал, что это гашиш?

- Тот мужчина сказал. И как курить научил.

- Потом ты встречал того мужчину?

- Нет.

- А где потом доставал гашиш?

- Нигде.

- А тот, что сегодня вы курили, где брал?

- Остатки того, что в будке, - невозмутимо и уже

спокойней, довольный собой, ответил он. - Я ж вам сказал: там

четыре баша. А каждый баш на три папироски. Трижды четыре

- двенадцать.

- Точно, двенадцать. У тебя, надо полагать, пятерка по

математике?

- Ошиблись, двойка, - откровенно признался он, даже

бравируя своей откровенностью и тем, что он плохо учится.

Трудно сказать, придумал ли он этот вариант сейчас,

экспромтом, пока рассматривал стены и потолок, или же такая

легенда была сочинена заранее. Скорее всего, последнее. Но

я не верил ему. Хотя сделал вид, что поверил, и не стал в этой

связи называть имя Игоря Иванова: на этот счет я имел

особые соображения и на ходу строил планы. Во мне

постепенно зрело подозрение, что именно Иванов приучил