Любовь и ненависть

- Тогда поехали. Я покажу вам столицу. - Струнов живо

поднялся из-за стола, приосанился.

Катюшу не с кем было оставить, Ирина к тому же устала

за день, да и не хотела мешать нашему мужскому разговору, и

на прогулку по Москве мы отправились вдвоем с Юрием.

Еще не было шести часов, когда мы вышли из

гостиницы. Над Москвой только что прошумел густой теплый

дождь, и над умытой, поблескивающей мостовой дымился

легкий пар. Солнце, вспоров успокоившуюся тучу где-то в

конце Ленинградского проспекта, огненной рекой текло вдоль

улицы Горького, ослепительно плавило купола кремлевских

соборов и позолоту башен. Москва выглядела праздничной,

молодой и радушной. Красная площадь зазывно влекла к себе,

но мы направились в противоположную сторону - к Садовому

кольцу. На Пушкинской вздымались мощные струи фонтана, и

на их фоне новое здание самого большого в столице

кинотеатра "Россия" казалось хрустальным и легким. А вдали,

куда кудрявой зеленью полого убегали бульвары кольца "А", в

синеющем мареве торжественно маячил шпиль высотного

здания. Как мачта далекого корабля, он создавал ощущение

перспективы, простора и расстояния. Пусть что угодно говорят

"умные спецы" по поводу этих высотных "сталинских" зданий, а

мне они нравятся. Они как бы обобщают архитектурный облик

Москвы, создают свой характерный, неповторимый силуэт

большого города. Очевидно, не без внутренней логической

связи я спросил Струнова:

- Говорят, памятник Юрию Долгорукому будут сносить.

Это верно?

- Есть такой разговор, - ответил он, задумчиво глядя на

бронзового Пушкина.

- А почему? Что за причина?

- Причину всегда можно найти или, на худой конец,

придумать, когда одолевает страсть все ломать и

переделывать по-своему, - тонкая усмешка скользнула по его

добродушному лицу.

До самой площади Маяковского мы шли молча: разговор

о ломке памятников что-то перевернул в нас, испортил

настроение. На площади мы сели в такси.

Машина легко бежала по Садовому кольцу, навстречу

остроконечным мачтам высотных зданий. Жилой дом на

площади Восстания, Министерство иностранных дел и

Министерство внешней торговли на Смоленской площади,

гостиница "Украина" на Кутузовском проспекте - они, как вехи,

как ориентиры, вздымались над городом. Массивные,

обособленные, не дома, а памятники, символы эпохи, с

характерными для нее приметами. Я почему-то подумал в эти

минуты, что черты времени ярче и наглядней всего выражены

в архитектуре. В шатких, неустойчивых коробках, начисто

лишенных национального стиля, явственно виделось желание

подражать Западу, подстраиваться под чужое. Силуэт города,

его контуры... Не эти ли вехи-маяки создают архитектурный

лик?.. Я стоял у гранитного парапета на Ленинских горах и

глядел на Москву как бы с высоты птичьего полета.

- А тебе не кажется, что высотные здания силуэтом

напоминают церкви? - вдруг высказал Струнов мысль, которая

одолевала и меня.

- Во всяком случае, в них есть национальный колорит, -

ответил я. - И за то спасибо их создателю.

- Едва ли он думал об этом, - усомнился Струнов. -

Скорей всего, случайное совпадение.

Хороша Москва в предвечерних лучах, вся объятая

легким дымчатым маревом, тишиной и покоем. Она кажется

огромной гаванью, укрывшей от непогоды несметные армады

кораблей всевозможных видов и классов: от дредноутов,

вздымающих в белесую хмарь острие золоченых мачт, до

простых рыбацких лодок. А один самый большой дредноут

торжественно и величаво стоял рядом, за нашей спиной, с

привычным и горделивым названием МГУ. К гранитным

ступеням его парадного входа живописно брошен нарядный

ковер из живых цветов, муравы и фонтанов, обрамленный

изваяниями великих ученых. Храм науки. Именно храм. Что-то

священное излучает он, какой-то ореол мудрости и мужества,

чести и чистоты, любви к человеку и человечеству. Он -

заветная мечта юности и молодых ученых, надежда народа и

руководителей. Таким мне всегда представляется этот храм с

названием МГУ. .

Должно быть что-то затевая, Струнов пригласил меня

зайти к нему на работу. Завтра же.

Поскольку завтра вечером мы обещали быть у Шустова,

то день получался относительно свободным. Не весь день, а

какая-то часть его. С утра можно бы побывать с Ириной и

Катюшей на ВДНХ. Я принял приглашение Струнова с

небольшим условием:

- Желательно во второй половине дня. С утра мы с

Ириной...

- Пожалуйста, когда угодно, - с готовностью перебил он. -

Пропуск на тебя будет заказан.

В три часа я уже был на Петровке, в Московском

уголовном розыске. Комната у Струнова небольшая,

квадратная, с окном во двор. Два простых письменных стола,

приставленных друг к другу вплотную. Второй обитатель