Любовь и ненависть – Фавн

– Хорошая девочка, радость моя, ты родила прекрасного мальчика. Ты самая лучшая, Машенька. Ты такая храбрая, моя девочка, ни разу не закричала. Вытолкни послед, моя радость. Потужься еще раз моя, хорошая. Я сейчас приму его.

– Счастье мое, как ты прекрасно родила! Мы великолепно справились, моя Машенька, и ты просто умница, – и Акиндин поцеловал Марию, которая был потрясена, что так легко родила и стала матерью.

Скоро вышел послед, и Акиндин положил его на салфетку и наблюдал, как кровь перетекает в тельце малыша. Затем стал вытирать Марию между ног от крови. Мария с любовью посмотрела на сына и осторожно погладила его. Акиндин наблюдал, как кровь из пуповины перетекает в тело ребенка, и только после этого перерезал ее.

Затем он вызвал врача, и Марию с ребенком увезли в больницу в райцентр для наблюдения. Он объяснил, что по его законам он сам должен был принять ребенка.

Врач выразил возмущение и начал кричать, что ребенок мог умереть или его мать. Акиндин сказал, что не допустил бы этого, так как владеет врачеванием. Все чернокнижники в секте получили медицинское образование. Акиндин выучился на фельдшера, но так и не стал работать по специальности.

В больнице отметили, что роды прошли идеально, и пронаблюдали за Марией и ее сыном еще четыре дня. Мальчик родился здоровеньким и очень крепким, что очень обрадовало Акиндина.

– Только такая девочка смогла так хорошо справиться, – радостно проговорил Акиндин, встречая Марию с сыном из роддома.

Теперь Акиндин снова принимал роды сам, и все прошло благополучно, как в прошлый раз.

– Ты создана для того, чтобы рожать, ты опять не кричала, а была умничкой, – прошептал Акиндин в ухо Марии и поцеловал ее в губы.

– Спасибо, ты такой внимательный, – впервые в жизни Мария выразила благодарность.

– Я никому не позволю принимать у тебя роды, лапонька, все сделаю сам, – проговорил Акиндин.

– Я полностью на тебя полагаюсь, – одобрила его Мария с улыбкой.

– Наконец-то ты признала меня своим хозяином, моя красавица, и ты поняла, что мне нельзя противиться.

– Да, я все буду делать, так как ты хочешь,

– Ты позволишь мне и дальше любить тебя, моя девочка?

– Да, Акиндин, я только твоя.

– Повтори, моя девочка, что-только ты сказала, – возбужденно проговорил Акиндин, чувствуя опять вожделение в Марии.

– Я только твоя, Акиндин, и люблю тебя как никого другого, – ласково сказал Мария.

– Ты услышал меня, мой Бог! Лапонька, как только ты восстановишься после родов, мы будем любить друг друга, как никогда в жизни.

– Да, Акиндин.

– Я хочу, чтобы ты любила меня.

– Да, Акиндин, с радостью, – снова повторила Мария. Она был счастлива, так как в 25 лет был матерью уже двух детей. Акиндин настоял, чтобы Мария ушла с фермы, так как ей было невыносимо находиться с матерью.

Акиндин ходил гордый, что он уже отец троих детей и обладатель самого роскошного тела, но виду не подавал. Он не хотел слухов. Ванька не мог слышать детский плач и все время находился в сарае или в мастерской в колхозе. Он был мрачным и стал какой-то нелюдимый, часто убегал в лес, где собирал ведрами грибы.

Ванька иногда плохо говорил, шепелявил и иногда картавил. Вот почему он мало говорил или вообще молчал. Все обнаружили, что Ванька Званцов стал на себя не похож.

– Маш, а чего с Ваней-то? – спросила как-то Галина Захарова, стоя у прилавка в магазине. Он стояла позади Марии и все думала, как задать вопрос своей соседке.

– А что с ним такое, Галина?

– Он какой-то странный у вас. Зарос и постоянно болтается в лесу.

– Ну и что? Он всегда был такой, я привыкла, – равнодушно ответила Мария, пожав плечами.

– Нет, просто страшно на него смотреть, – горько произнесла Галина.

– Да, Галка права, – сказала продавщица Клавдия, взвешивая сахар на весах. – Ты бы лучше приглядывала за Ваней, а то вон как расцвел Кеша. Так его называли в деревне. «Акиндин» было сложное имя, поэтому все его называли Кешей.

– У Вани сложный характер, и ему трудно, что-то сказать. Он все равно настоит на своем, – начала оправдываться Мария.

– Да, Мария, что-то у вас не так в семье, – покачала головой Клавдия, протягивая Марии мешок с сахаром.

– У меня и так дел невпроворот, Олежка завтра в школу пойдет. Нужно приготовить ему праздник. Форму уже купили, ранец тоже, да еще Настеньку надо поднять.

– Дети у тебя-то хорошие, но в деревне слухи ходят про тебя и Кешу, – заметила Клавдия.

– Ну и что? Мне наплевать, что о нас говорят. Я думаю, это все от безделья, – зло ответила Мария, выходя из магазина.

– Зуб даю, что это дети Акиндина, – прошипела Клавдия, кинув в сторону уходящей Марии.

– Да все может быть. Жалко Машку. Ей еще с детства не повезло. Попасть в такую семью… Да еще жить с Акиндином под одной крышей.

– Да, Галка, с такой-то матерью… Она что, не могла подобрать кого-нибудь получше? Отдала девчонку в эту порочную семейку. Как она могла так безбожно поступить, а попробуй скажи, так Аграфена всех изматерит своим злым языком, – стала комментировать Клавдия, которая часто приглашала к себе Машку на чай.