Любовь и ненависть

Игоря Иванова мы имели на примете, учитывая его недоброе прошлое. В шестнадцать лет он участвовал в группе в нескольких ограблениях. «Завалился» на квартирной краже, получил пять лет. Через три года был досрочно освобожден. Дал слово с прошлым покончить. Поступил на работу на киностудию. Кажется, ничего за парнем плохого по нашей линии, то есть по уголовщине, не замечалось, кроме случая со старушкой. И вот теперь снова. Неужто не бросил грязного дела? Ведь вор-профессионал опасен не только тем, что ворует, но и тем, что втягивает в воровство других, главным образом подростков. Подполковник Панов, например, считает, что самый опасный возраст, когда человек может стать на путь преступлений, до двадцати лет.

Разговор с Игорем Ивановым я начал с того, что мы-де старые знакомые.

— Не думал я так скоро с вами встретиться, — сказал я, предлагая ему садиться.

— А у меня не было желания вообще с вами встречаться. Никогда, — ответил он без вызова и рисовки, а как-то очень даже естественно и тут же прибавил: — Не лично с вами, а с милицией, я имею в виду.

— Я вас понял, только сегодня, как и в прошлый раз, инициатива исходила не от милиции.

— И не от меня, — быстро вставил он. Вообще я заметил, что Иванов хорошо владеет собой и голыми руками его не возьмешь.

— От кого же?

— Не знаю. Если б я был суеверным, я бы сослался на судьбу, — вяло промямлил он бескровными губами, затем, как-то вдруг оживившись, добавил: — Случайное совпадение, верите или нет, товарищ капитан… Нет, не верите, — отчаянно бросил он и, насупившись, уставился в пол. — Прошлое мое, наверно, всю жизнь будет висеть на мне, и всегда меня будут подозревать во всех грехах. Всегда! — Последнее слово он выкрикнул, и это полуистерическое восклицание показалось мне фальшивым, деланным, и я, продолжая изучать его, вымолвил:

— В народе говорят: береги честь смолоду.

Мне хотелось заглянуть в душу этого невысокого паренька с неестественно блестящими глазами, оттененными нездоровой синевой. И этот странный блеск, и круги под глазами, и худощавое с болезненной желтизной лицо, редкие волосы и вставные зубы лишь старили его, а резкие перемены во взгляде — то вспышки отчаяния, то равнодушие, то бурное негодование — говорили о чрезвычайной неуравновешенности характера. Одет он по моде, в куртку из материала типа болонья и рыжую нейлоновую рубаху. Я попросил его рассказать о себе. Он это делал неохотно, ежеминутно принуждая меня задавать вопросы. Отец его работает старшим экономистом в главке, но он с отцом не живет с тех пор, как был осужден. Об отце отзывался плохо, говорил с ожесточением и надрывом:

— Может, из-за него у меня в жизни и этот вывих вышел. На работе его все считали примерным, положительным. А на самом деле он был совсем не такой. Я это видел, я его лучше знал. Он был циник и эгоист. Я видел — он говорит одно, а делает совсем другое. Учился в школе я неважно. Вернее, неровно: то получу четверку, то на другой день — двойку. А то и такое было — в один день принес две двойки и две четверки. Дома меня ругали и в наказание лишали многого. Например, у всех ребят нашего двора были велосипеды, а мне не покупали: ты, мол, двоечник. И вот наконец весной отец сказал: закончишь учебу без троек — куплю велосипед. Я обрадовался, поднажал и кончил без троек. Мы с отцом решили в воскресенье пойти покупать велосипед. А накануне, в субботу, я играл с ребятами во дворе, бросил черепушку и случайно попал в окно. Разбил стекло. Отец рассвирепел: "Нет, никакого велосипеда тебе не видать!" Мама ему — я слышал — шепотом: "Нельзя так, несправедливо. Он же сдержал слово, и ты должен сдержать". А он и на маму накричал. И не купил велосипед. Я плакал. Где же справедливость?..

Речь его как-то сползала в сторону, случайно или преднамеренно он уводил разговор. Я возразил:

— Не вижу логики: из-за этого вы и на воровство пошли? Что-то не совсем ясно.

— Ну, не из-за этого. Тут одно к другому пришлось. — Он взглянул на меня исподлобья тупым задумчивым взглядом, продолжал: — Я искал в жизни честных и смелых людей. Чтоб настоящих. И не находил. Потом в каком-то журнале прочитал, что справедливость бывает только у бандитов. Что там строгая дисциплина, порядок: если дал слово, то умри, а сдержи. И держат.

— И пошел искать справедливости у тех, кто грубо и жестоко попирает эту справедливость, — заметил я. — Довольно оригинальней ход — баран ищет правды у волка.

— Я тогда по-другому рассуждал, — угрюмо произнес он. — Мальчишка был, журналу поверил. В детстве мы каждому печатному слову верим и совсем не думаем, кто это слово произносит.

— А с Лутаком вы давно знакомы?..

Я понимал, что едва ли можно его сбить таким вопросом, и совсем не ожидал, что он вот так нечаянно сорвется: да, мол, с Юрой знаком… Нет, мне было важно не то, что он скажет, а то, какое впечатление произведет на него этот вопрос. Я наблюдал за ним.

— Лутаком? — Он сделал вид, что силится припомнить. — А кто он такой, Лутак?

Все было деланно, фальшиво, я понял — да, знаком.

— Юра Лутак, парнишка, которому вы вчера передали ворованные деньги.