Любовь и пепел

Каждая песня звучала одновременно печально, целостно и обнадеживающе. Несколько раз я ощущала, как по спине и шее пробегают мурашки. Одну песню они, похоже, любили больше всех, потому что пели ее снова и снова. В какой-то момент слова дошли до меня, и я начала их повторять, хотя баскские слоги были такими же странными, как и вкус пачарана на моем языке.

Baina honelaEz zen gehiago txoria izangoBaina honelaEz zen gehiago txoria izango

Eta nik,Txoria nuen maiteEta nik eta nik,Txoria nuen maite[12].

— Maite — это значит «любовь», да? — гадала я вслух, когда Эрмуа замолчал.

— Да. Это очень старая песня. — Он спел еще несколько строк своим ангельским голосом. — Она о человеке, который потерял прекрасную, любимую птицу. Он жалеет, что не подрезал ей крылья, тогда ему удалось бы ее удержать, — продолжил переводить Эрмуа. — Но потом герой понимает, что она не была бы той же самой птицей, если бы он это сделал. В попытках удержать человек изменил бы ее навсегда.

— Мне кажется, я уже слышал эту историю, — криво усмехнулся Эрнест.

— Мы все ее когда-то слышали, — сказал Паксти и хитро улыбнулся.

Ему было не больше тридцати пяти, и все равно казалось, что он знает все на свете о любви. Может быть, так и было, а может быть, и знать-то было нечего. Так мне показалось на той веранде, где свет свечей мерцал и трепетал, а вино было словно холодный бархат на моем языке. Я прикрыла глаза и наслаждалась пением мужчин, позволяя словам протекать сквозь меня.

— Ты выглядишь счастливой, Зайчик, — прошептал Эрнест мне на ухо.

— Так и есть. Я кое-что вспомнила.

— Да? Что же?

— Что жизнь не обязательно должна быть сложной, нам просто нужно сосредоточиться на том, что действительно важно. У нас есть всё.

— Конечно. — Эрнест улыбнулся мне. — А завтра еще у тебя будет жуткая головная боль.

— Мне все равно. Я очень хочу, чтобы у нас все было хорошо, Зайчик. Ты же понимаешь это?

— Да. — Он наклонился ближе, его дыхание стало сладким от вина. — Я тоже.

Потом Эрнест поцеловал меня, и песня зазвучала снова. Веселье продолжалось, продолжалось и продолжалось до самого утра.

Глава 34

Эрнест и я проводили по крайней мере один вечер в неделю с игроками в пелоту. Мы наблюдали за их тренировками в маленьком парке и ходили на настоящие соревнования во фронтон[13], покупая билеты на каждый матч и сидя на трибуне, как обычные болельщики. Когда я поняла правила игры, стало очень захватывающе следить за тем, как мяч летает по площадке и отскакивает от стены. А после матча мы все вместе, взявшись за руки в знак дружеской поддержки, бегали из бара в бар по всей Гаване и напивались до такого состояния, что едва могли стоять на ногах. Мы как будто снова нашли частичку Испании, ощутили дух простого товарищества и почувствовали всю полноту жизни, хотя и без бомб и постоянного чувства страха.

Возможно, баски чувствовали себя оторванными от своей страны и своего народа и хотели уехать с Кубы, но они никогда не говорили об этом. Казалось, эти люди живут только здесь и сейчас: единственный удар мяча пелоты о стену, единственная прогулка на закате с друзьями, единственный ужин, который мог оказаться последним, — кто знает? — так что пусть все это будет невероятным и захватывающим.

В июле мы пригласили их поплавать на «Пилар». Было уже далеко за полдень, когда мы покинули гавань Кохимар и направились на восток вдоль острова, мимо череды крошечных безымянных бухточек. Эрнест стоял на мостике без шляпы, в одной руке он держал очки, другой управлял легким, как бриз, рулем. Небо за его спиной было голубым и безоблачным, и фигура Эрнеста четко выделялась на его фоне. Он чувствовал себя абсолютно естественно, управляя яхтой. Здесь ему было просто и легко, загорелые ноги стояли прямо и уверенно, на носу блестело кокосовое масло, и он, щурясь от солнца и ветра, направлял свое судно в сторону Гольфстрима.

Позади нас повсюду валялись рыболовные крючки. Эрнест рыбачил всегда, возможно даже во сне. Большинство мужчин — я так называла басков, хотя многие из них казались еще мальчишками, а в глубине души навсегда ими и останутся — сидели вместе со мной на слегка урезанной корме, солнце было в зените, и мы прятались от него в тени друг друга и палубы. День был отличный. Вода под нами меняла цвет с серо-зеленого на зелено-голубой и наконец на темно-синий. А над нами в небе с криком носились полдюжины крачек. Мы проплыли через стаю рифовых кальмаров, которые кружили на пенящихся гребнях волн, их маленькие тела мерцали, напоминая блестки и привлекая тех, кто на них охотился.

Было заметно, как баскам нравилось в море, поездка проходила для них легко и спокойно. С собой у нас был легкий ланч, и мы ели его руками — авокадо, политые соком лайма, твердый испанский сыр, оливки и ломтики черного хлеба, — приберегая место для настоящего пира, который нам пообещали баски.