Такое отношение матери и, под ее влиянием, гувернанток и гувернеров, оскорбляло гордого и самолюбивого мальчика. Лишь нежная дружба со старшей сестрой Ольгой (она родилась двумя годами раньше его) смягчала это «нестерпимое состояние» раннего детства будущего поэта.
В то время Александра заинтересовали встречи в доме отца с выдающимися поэтами той поры и увлекли собственные ранние поэтические настроения.
Любимым делом его было пробираться в кабинет отца, когда у него были гости, и прислушиваться к разговорам старших.
«В самом младенчестве своем, – вспоминал отец, – он показал большое уважение к писателям. Не имея шести лет, он уже понимал, что Николай Михайлович Карамзин – не то, что другие. Одним вечером Николай Михайлович был у меня, сидел долго, – во все время Александр, сидя против него, вслушивался в его разговоры и не спускал с него глаз. Ему шел шестой год».
И брат Пушкина Лев Сергеевич рассказывал, что «страсть к поэзии проявилась в нем с первыми понятиями: на восьмом году возраста, умея читать и писать, он сочинял на французском языке маленькие комедии и эпиграммы на своих учителей…
Ребенок проводил бессонные ночи и тайком в кабинете отца пожирал книги одну за другой. Пушкин был одарен памятью неимоверною и на одиннадцатом году уже знал наизусть всю французскую литературу».
Об этих годах своего младенчества, о первых своих трепетных поэтических волнениях Пушкин сам вспоминал впоследствии в стихотворении «Муза»:
Сестра Ольга была единственным в доме другом детства Александра. Ей он поверял свои детские тайны, с нею делился своими первыми поэтическими замыслами.
Ночью мальчик долго не засыпал и, когда она спрашивала его, почему он не спит, отвечал вполне серьезно:
– Стихи сочиняю…
И вот, начитавшись в библиотеке отца французских книг, наслушавшись, как отец читал вслух Мольера, девятилетний Александр сам стал сочинять небольшие комедии на французском языке. Одну из них «L’Escamoteur» («Похититель») маленький драматург решил поставить на домашней сцене.
Сестре Ольге, единственной зрительнице этого спектакля, пьеса не понравилась, и она освистала автора:
– Ты сам и есть похититель, ибо ты похитил комедию у Мольера!.. – упрекала сестра братца.
Александр сам на себя написал после этого эпиграмму по-французски:
Вскоре мальчик начал сочинять, тоже по-французски, шуточную поэму в шести частях «Tolyade». Это было уже подражание «Генриаде» Вольтера. Героем ее был карлик короля Дагобера.
Поэма эта попала к гувернеру Русло, и он нанес своему питомцу оскорбление – расхохотался ему в лицо, когда тот прочел по его приказанию сцену, изображавшую битву между карликами и карлицами. Осмеяв безжалостно каждое слово этого четверостишия, он довел Александра до слез.
Больше того, он пожаловался еще Надежде Осиповне, обвиняя мальчика в лености и праздности, и та наказала сына, а самодуру за педагогический «талант» прибавила жалованье. Оскорбленный ребенок разорвал и бросил в печку свои стихи, а Русло возненавидел «со всем пылом африканской крови своей».
Поэтическое вдохновение племянника развивал и дядя Василий Львович, довольно известный поэт того времени, член литературного общества «Арзамас». В позднейшем стихотворном послании «К Дельвигу» Пушкин признавался, что именно дядя пробудил в нем поэта.
Василий Львович искренне любил племянника. Чувствуя в нем поэтического соперника, он переписывался с ним, творчески состязался и часто ревновал. Пушкин тоже сердечно любил дядю, но уже с ранних лет относился к нему, как к поэту, снисходительно: