Любовь моя

— Литература и культура в целом должны обслуживать не идеи, а идеалы — включилась в разговор Инна. — Культура — это комплекс возможностей, где человек может проявить свою талантливость и активность. Но сейчас сокращается пространство, где он может действовать самостоятельно.

Аня не вникла в Иннины рассуждения, потому что настроилась слушать Лену.

— Пока что в современной литературе, как и в обществе, не существует единой национальной идеи и ключевой темы, которую надо было бы развивать в художественных произведениях и продвигать в массы. Каждый писатель «молотит свою копну», некоторые пишут то, что легко продается и приносит доход. В какой-то мере я выделила бы идею патриотизма, как наиболее востребованную обществом. Солженицын был прав, когда утверждал, что плоха та власть, в которой слово патриот стало ругательным. Главной его болью была судьба Родины. И Толстой в свое время говорил о «скрытой теплоте патриотизма» и духовности, как мистической категории.

— Время сейчас лицемерное, а за высокими фразами легче прятаться, — очень тихо пробурчала Инна.

— Эту идею в определенной степени затрагивают большинство серьезных писателей и поэтов. Одни изучают истоки нравственного перерождения и падения — выясняют, откуда взялось то, кем мы стали. Корни их в семнадцатом революционном или в девяносто первом году? Другие призывают жить, как завещал Петр Первый: «Памятуя лишь о благе России». Яркие перья берутся за биографии великих исторических личностей. Они — лакомые темы для них и читателей. Большинство писателей не генераторы новых идей, а только пролангаторы.

— Из произведений о перестройке я бы выделила пророческий, но очень своеобразный роман «Зияющие высоты» Зиновьева, чем-то перекликающийся с «Москва-Петушки». В нем автор выстроил универсальный памятник нашей ментальности. Правда, время написания романа — семидесятые. Но в нем уже звучало трагическое ощущение гибели страны. А в восемьдесят девятом вышла его «Катостройка». Роман о деградации общества, попавшего в трясину безысходности, про жизнь, в которой много глупостей. Там сплошь черный юмор и абсурд. Автор ерничает, хулиганит, использует буффонаду. И все это в неполиткорректных выражениях. Аня, тебе не стоит его читать. У него не образы, а маски. Его герои строго функциональны. Я не могу такое произведение назвать художественным, оно больше похоже на огромный странный фельетон. Но впечатляет! У автора слишком «изобретательные» отношения с прозой, — серьезно высказала свое мнение Инна.

— Толстой тоже о прошлом повествовал, о том, что уже осмыслено и выверено. Но лучше него войну с Наполеоном никто не описал, — сказала Жанна.

— Некоторые писатели ищут новые метафоры подходов и особые ключи в изображении современности, другие, уходя вглубь веков, пытаются о настоящем думать через прошлое. Тоже метод, — сказала Инна. — И если находят, то сохраняют за собой и манеру, и стиль. Остальные помещают старые сюжеты в новый контекст.

— Перерабатывают исторические травмы различных стран, — рассеянно, без интонации сказала Жанна.

— Без идеологического гнета люди очень изменились, стали более раскованными, так почему же не хотят напрямую осмысливать нынешнее время? — спросила Аня. — Зато не боятся испугать читателей вычурными фантастическими идеями.

— Кто-то из великих заявил, что фантастика — единственная литература, занимающаяся реальностью и что голый реализм — изжитое направление, — вспомнила Жанна.

— Напрямую неинтересно писать, — предположила Инна.

— Может, неинтересно читать? Не стоит что-то одно поддерживать. Я за разнообразие форм и методов. Дети, рожденные после девяностых, воспринимают время нашей молодости как фантастику. Как, например, современному ребенку объяснить угрозу исключения из пионеров, из партии? Надо им всё честно растолковывать, не юлить, — загорячилась Аня.

— Рассказать, как раньше «одни делали вид, что работают, а другие — что платят?» — насмешливо спросила Жанна.

— И об этом тоже. Но с этой фразой я не полностью согласна. Она для меня обидно звучит. Мы с тобой прекрасно работали за гроши. Да, с перестройкой мы приобрели свободный мир, и он в какой-то мере положительно повлиял на наше общество. В том смысле, что встряхнул его. Но раньше не было такого, чтобы толстые кошельки ногой открывали двери. Справедливости и честности в шестидесятые и даже семидесятые было больше, чем сейчас, — уверенно сказала Аня.

— Трудно писать о настоящем, когда общество еще не свело счеты с прошлым, — усмехнулась Инна, — поэтому большинство писателей ничего нового не предлагают, а берут траченные молью темы и переводят на язык молодого поколения.