— Какие далеко идущие выводы! От воров милиция должна защищать, — усмехнулась Инна.
— Я в принципе… Под лозунгом «отнять и раздать» у нас при Сталине зажиточных крестьян свели. Чем лучше трудились, тем меньше прав имели.
— То были перегибы.
— И революционные лозунги тоже многие понимали по-своему, как им было выгодно. Всеобщее упоение возвышающим обманом нас не раз подводило, — заупрямилась Аня. И тут же растерянно зашептала:
— Что-то я совсем в трех соснах заплутала.
Жанна рывком приподнялась с места и, негодуя, как в детстве, с жаром воскликнула:
— Я жалела Дубровского, понимала безысходность и бесперспективность его действий. А мои подруги злились на Машу за то, что та не уехала с ним. В их мечтах он был героем, а в моих — жертвой обстоятельств, романтиком, честным разбойником, бунтарем.
— Я слышу глас народа! — весело провозгласила Инна и задумалась, припоминая свои юношеские впечатления.
— Я и Вронского, и Каренину осуждала, — продолжила Аня ряд своих «не героев».
— А Вронского-то за что? Он не был женат, — удивилась Жанна.
— За то, что совращал замужнюю женщину. Это не порядочно.
— Есть мужчины, которых привлекают замужние дамы. Вина только на Анне. Знаешь ведь поговорку: «Сука не захочет…» — жестко сказала Инна.
— Помню, в детстве я читала «Тараса Бульбу» и никак не могла представить себе, чтобы из-за любви к женщине мужчина мог предать Родину. Я будто на своих внутренних весах эти два понятия взвешивала. Мне казалось, автор выдумал эту ситуацию для того, чтобы усилить «образ главного героя», потому что такого в жизни не может быть никогда. А когда, наконец, поверила, меня разрывало от мысли, что придется жить в этом жутком мире, где не только лгут и убивают, но и предают.
Плохо, если ребенок рано теряет детское мироощущение и отвыкает жить в мире добрых чувств. Он создает внутри себя собственную реальность, долго ничего не замечает вокруг, живет отдельными прекрасными и жуткими моментами или ныряет от своих бед в собственные фантазии, вместо того, чтобы что-то предпринимать. И лишь повзрослев, с трудом начинает выстраивать свой баланс страхов и надежд, — выложила Аня подругам свою грустную концепцию. Она слишком хорошо знала то, о чем говорила.
— «Как молоды мы были, как искренно любили и верили в себя», — пропела Инна.
— А я и сейчас хочу верить, — сказала Аня в пространство.
*
— …Людям иногда хочется чего-то легкого, расслабляющего, вот и глотают любую халтуру. А в истории остаются только шедевры. Цель литературы — возвысить человека душой, преподнеся ему нравственные уроки, — повторила Аня уже не раз сказанное.
— Еще развлечь, увлечь, научить получать удовольствие. Те еще задачи! — расширила список «назначений» Инна.
— Развлекать! Поэтому сейчас у нас желтый цвет доминирует в СМИ? Сплетни — кто с кем спит, кто на какие деньги живет — это же тренинги для души чужими людскими эмоциями, когда нет собственных, — неодобрительно высказалась Жанна.
— Для этого и существуют амбициозные дилетанты с мощным художническим темпераментом, — напомнила Аня.
— Но это уже из другой «оперы». Тираж журнала «Дом-2» шестьсот тысяч экземпляров, а у Ритиных книг — только две. Это тебе о чем-то говорит? Разве это не показатель? А у Потанина семь миллионов.
— Не равняй их… — буркнула Инна.
— Малосимпатичный Боря Моисеев тоже кому-то нравится, — извиняющимся голосом подсказала Аня.
— Зачем ты о нем упомянула? Меня от него тошнит. У Моисеева более чем оригинальное амплуа. Я не сторонница изощренной… глупости в угоду некоторым… тем, что с отклонениями, — передернула плечами Жанна.
— Ну вот, ты уже и оскорбляешь. Может, в его «шедеврах» заложена новая основополагающая ошеломляющая идея, а ты на артиста «бочку катишь». Понимаю, существует понятие инерции мышления и восприятия, — усмехнулась Инна. — Да, кстати, Боря на берегу моря в Юрмале дом имеет. И в Болгарии у него с Киркоровым квартиры рядом, а ты, Аня, работая на полторы ставки, из своей «однушки» так за всю жизнь и не выбралась.
Аня загрустила:
— И кто только ни вылезает из пены и грязи! Еще этот, как его там… с неинтеллигентной внешностью… Гарик Сукачев.
— Тоже рожей не вышел? — брякнула Инна сочувственно, но Жанне показалось, что с мстительным удовольствием.
— Зачем ты так? Не подобает… Может, у него сердце золотое? Я слышала, он нормальный мужик, детей своих любит до самозабвения, — заметила она. — Последнее время он очень даже вырос. Вдруг в крапивном окружении вырастит прекрасный породистый георгин! Может, в этом есть какая-то божественная справедливость.
— А этот, что с ними якшается… Как его… — Аня потерла нахмуренный лоб.
— «Матюгальник» Зверев, что ли? Так он талантливый парикмахер и визажист, — весело подсказала Инна.
— Не помню… На редкость жизнестойкие типы.
— Твои взгляды устарели. Цени их за целеустремленность, за пробивной талант, — ядовито возразила Инна. — Заискивали, домогались, приплачивали и выхлопотали себе место под солнцем, поднялись на «недосягаемую» высоту. «Велик» их вклад в современную культуру!