Любовь моя

— Ты думаешь, Борю запомнят потомки?

— Замнем для ясности.

«Опять начали про Ерёму, а закончили про Фому», — недовольно пробурчала Аня, наконец, поняв намерения Инны, и уронила голову на подушку.

«Чего молчит? Почему дистанцируется? Слишком серьезная, постоянно думает о глубинных мировоззренческих вещах? Считает, что с нее хватит того, что она наши бредни выслушивает? Не любит болтать на житейские темы. А сама даже своей немотой вносит другую интонацию в наш разговор», — расценила поведение Лены Жанна.

— О Рите тоже не вспомнят, — заметила Аня. — Но о ней по другой причине: некому будет ее рекламировать. А жаль. Ее-то тема хоть и повседневная, но неисчерпаемая и такая нужная молодому поколению! Человеческие отношения никогда не уйдут в прошлое. Они вне времени.

— Они вечные и бесконечные, — пошутила Жанна.

— История не всегда справедлива к талантам. Их часто переводят в разряд второстепенных, — заметила Инна. — То в тень уходят некоторые творения писателей, что не числились в первом ряду, то они же вдруг выдвигаются на передний план. Интерес к ним возрождается. Их переиздают. И возвращаются подзабытые имена.

Культура бессмертна, она-то и сохранит для потомков наши души, выраженные в книгах современников. Глядишь, и Ритины произведения где-то и когда-то всплывут. Как говорил поэт: «В один из дней трехтысячного года». Мои слова не вступают в противоречие с этической правдой? — спросила Аня. — Бах смог издать при жизни только двести экземпляров альбомов своих произведений и продать только пятнадцать. Теперь же они бестселлеры. А как ругали Чайковского, Чехова, Рахманинова!

— Всплывут Ритины книги, но под другим именем, — хихикнула Инна.

Лена нахмурилась.

Инна неожиданно придушенно расхохоталась, потом высунулась из-под подушки и спросила Лену:

— Тебе не кажется, что в двадцать первом веке лысых и лысоватых молодых мужчин стало намного больше? Вспомни портреты ученых, музыкантов и художников восемнадцатого и девятнадцатого веков — красавцы! А теперь фонарями у артистов сияют не только залысины спереди, но и лысины на темечке. И в зрительных залах тоже много голых мужских затылков. Публичным мужчинам приходится брить головы, чтобы не трясти остатками волос, а седым краситься.

Лена только плечами пожала.

Разговор то затухал, то снова набирал силу. Лена вяло выхватывала из него отдельные моменты.

— …Обычная травля талантливого человека.

— Пушкина они, наверное, тоже травили бы. Не по-людски это как-то.

— …Его книга чрезвычайно перенасыщенная.

— Мне кажется, у него слишком много точек соприкосновения текста с собственными воспоминаниями и фантазиями… Он словно вовлекает нас в свой вымышленный мир.

— …Самодур еще тот. Талантливо, с упоением издевается над молодыми авторами. Какую кашу заварил! Въедливый гад.

— Так это хорошо, что дотошный.

— …Отгремел — уступи место другому. Так нет же, за прошлые заслуги цепляется.

— …«Приличная сволочь» — оригинальное словосочетание, неприемлемое для уха иностранца. Еще один подарок богатого русского языка.

— …А я люблю ее лирику, жадные, жаркие строки. В этом смысле я как хищница, как вампир.

— …Как она резанула его бешенным ненавидящим взглядом!

— …Булгаков говорил: «Что видишь, то и пиши».

— Ты не поняла глубины его высказывания.

— …Надо ли говорить, что авторитет классиков подавляет и подминает. «Хорошо пишешь, но не Пушкин». Обаяния пушкинского совершенства не превозмочь. Его тень всегда будет стоять за спинами русских поэтов. Еще бы, всем поэтам поэт!.. Какое-то языческое поклонение золотому идолу. Когда-то категорически не приветствовалось…

Аня перебила Инну:

— Ты уже и за Пушкина взялась? Критиковать гения? Не позволю очернять! Я к нему с трепетом и благоговейным почтением. Его творческая энергия заражает всех нас любовью.

— К кому же еще апеллировать? Может, нам, ради разнообразия, переключиться на Оскара Уайльда? — рассмеялась Инна.

Аня не смогла мгновенно затормозить и снова разразилась возмущенной тирадой:

— Этак ты Пушкина сбросишь с корабля современности. Не трепли попусту имя, святое для каждого русского человека. Он задает современным поэтам высокую планку. Для меня любовь к Пушкину — неопровержимый факт и сегодняшней жизни нашего потрепанного перестройкой общества. С молоком матери дети впитывают его гениальные строки. Может даже на генетическом уровне. Язык твой — враг твой, — закончила она менторским тоном, словно подвела итог своей воспитательной взбучке нерадивому ученику, в данном случае Инне.