Любовь моя

— Я радуюсь, когда дети вдумчиво читают мои книги, когда им интересен не только сюжет, но и чувства героев. Одна десятилетняя школьница сказала мне взволнованно: «Ваша героиня говорила, что папа не предал ее, не бросил, он погиб. А по мне так пусть бы он ушел из семьи, лишь бы живым оставался». Я была потрясена ее недетской жертвенной любовью к отцу. И объяснила, что детдомовская девочка добрая, но она не знала, что такое взаимоотношения в семье, что такое любовь к родителям. Она придумала себе папу сильным, добрым, умным, который бы ее любил, защищал и никогда бы не оставил. А то, что она тоже может сделать ему что-то хорошее, чем-то пожертвовать ради него, ей не приходило в голову.

Между прочим, по этой причине современные, забалованные, не приученные к труду и незнающие трудностей детдомовцы вырастают неприспособленными эгоистами. Многие из них говорят: «Я найду маму, буду ей, старенькой, помогать». Но за этим часто ничего не стоит. Они воображают себя хорошими. Но, что до дела… Они привыкли жить только своими мечтами и желаниями и зачастую даже не понимают этого.

А другая девочка сказала мне: «Нам с подружкой уже по пятнадцать лет, но мы ссоримся из-за пустяков, а ваша героиня уже в десять лет ведет глубоко осознанную жизнь. Она очень рано вступила на путь осмысления жизни. Это хорошо? Мы чувствуем себя перед нею глупыми». Я успокоила ее. Мы хорошо поговорили. Обе остались довольны беседой.

А совсем недавно подошла ко мне на улице школьница и говорит: «Прочитала в альманахе отрывок из вашего рассказа и не поняла о чем он. О сложных сталинских временах и о войне итак много написано! Ведь не за тем же вы о них упомянули, чтобы мы не забывали то далекое жестокое время?» Меня удивил и обрадовал ее серьезный подход к поискам сути. Я обратила ее внимание на два стихотворения написанных восьмилетней героиней с интервалом в два месяца, и спросила: «Ты заметила, что столкнувшись с проблемами взрослой жизни родственников, детдомовская девочка глубоко задумалась не о себе, а о тех других, погибших или переживших трагедию близких людей. Они потрясли ее воображение, всколыхнули чувства. И это сказалось на ее стихах. Они стали более зрелыми, если так можно выразиться о творческих пробах ребенка».

«А почему это не отражено в названии рассказа? — спросила девочка, внимательно заглядывая мне в глаза. — Нас в школе учили…»

«Не всегда стоит «в лоб» давать подсказки читателю. Иногда надо позволить ему самому подумать о главном в том или ином произведении, не правда ли?» — ответила я. Школьница радостно закивала. Видно наши мнения совпали.

И тут я вспомнила, как учила сына понимать классику и писать сочинения. Он тоже возмущался, мол, разве не должен был писатель растолковать чувства своего героя? А я смеялась: «Писатель только подталкивает тебя к размышлениям, а понять, почувствовать героя, почерпнуть от него что-то новое, полезное для тебя, ты должен сам. Так писатель развивает твою душу».

— Мальчишки интересуются твоими книгами?

— Еще как! Бывает, что слышу от них весьма интересные, я бы сказала философские вопросы и высказывания. Они иногда формулируют мысли так неожиданно! А как-то я попросила учительницу привлечь к участию в спектаклях по моим рассказам самых «слабых» учеников и целый год наблюдала за происходящими в них переменами. Один мальчик понял, что он много способнее, чем предполагал, и поверил в себя, а другой стал на пустом месте зазнаваться, так и не осознав своей ущербности. И я сразу представила, что из него вырастет лет через десять. Некоторые девочки поразили своей недетской целеустремленностью и собранностью. Очень интересно было с ними работать!

А одна девчушка, прочитав мою биографию, сказала: «Сколько бы вы создали яркого, искренне радостного, восторженного, если бы начали писать с юности, когда были полны озорного юмора, когда радостное превозмогало в вас грустное. (Моё слово употребила!) Вы, наверное, написала бы что-то похожее на рассказы Драгунского, только более лиричное, для нас, девочек. Жалко, что это золотое время прошло мимо вас».

Подобных случаев, происходивших на встречах, я могу привести сколько угодно. Общение с детьми и меня многому учит, заставляет задумываться над неожиданными вещами. Знаешь, Инна, та девочка была права. В школьные годы я часто писала радостное и шутливое. Горькое и печальное, конечно, тоже прорывалось сквозь оптимизм юности. И тревожный контекст чувствовался. Были его четкие посылы… Как правило, в классе сочинялось веселое, а дома грустное. Жаль, что ничего не сохранилось из того периода… И упущенное время теряется навсегда. Невосполнимые годы. Это желательно каждому человеку понять как можно раньше.

Не люблю заседаний, где я в роли «свадебного генерала». Там я чувствую себя лишней спицей в колесе, — смущенно улыбнулась Лена и добавила: «Нет, господа-товарищи, я по другому «ведомству» и не могу непозволительно легко расточать свое свободное от работы драгоценное время».

Лена задумалась на миг, а потом продолжила рассуждать: