Любовь моя

— Лариса мне писала, что профессор Сталь Анатольевич Шмаков — он у них был главным экспертом по детской педагогике — был потрясен ее первой книгой. Говорил: «Слов не нахожу для оценки. Вы же физик и вдруг такое!» А она ему: «У меня голова физика, но сердце лирика». А профессор Василий Васильевич Шахов с кафедры литературы обнял ее и сказал: «Вы сами понимаете, что написали шедевр? Мы с женой не могли оторваться от книги, пока до конца не прочитали». «Как будто неплохо получилось», — ответила она, смущенная его яркой эмоциональной реакцией, — с удовольствием сообщила Аня. — А какой-то известный писатель сказал: «Мне понравилось. Я бы так не мог написать». Это был серьезный комплимент. Но главную книгу она написала своей жизнью.

— Лариса и похвальба? Нереально, — не поверила Инна.

— Так по секрету же, как специалисту по практической психологии детдомовских детей. Еще писала: «Особенно мне была приятна встреча с психологом Надеждой Глебовной Станкевич. Представляешь, влетает к нам на заседание кафедры высокая стройная красавица — мы тогда еще не были знакомы, — «выдергивает» меня в коридор, обнимает и говорит кучу восторженных комплиментов. А я, всё еще погруженная в проблемы своих лабораторий, не могу понять, что происходит. Из аудитории с сердитым лицом выходит мой заведующий, но Надежда Глебовна его не замечает, ее захлестывают бурные чувства. Она говорит о моей книге и о детдомовских детях. И я вижу в этой прекрасной сорокалетней женщине, без пяти минут профессоре, себя в пятнадцать лет: эмоционально безудержную. Прекрасное качество педагога — способность восхищаться! Я благодарна Надежде Глебовне за понимание».

— И, конечно же, Лариса приняла эти восторги с подобающим признанному писателю скромным достоинством! Для интеллигентного человека это понятие — не пустой звук, — ехидно заметила Инна. — Это для меня оно — «предмет» не первой необходимости.

— У Ларисы при всем ее знании жизни сохранилось такое милое, просто завораживающее простодушие детского писателя, — осадила подругу Лена.

— Это ирония?

— Нет, комплимент. Без этого качества ее рассказы для школьников не были бы столь блистательными. А какие у нее легкие, чистые, светлые строки о стариках, об учителях! Они для нее как волшебные кристаллы, дающие силы на преодоление проблем в трудные моменты жизни. И сама она глубоко не равнодушный человек.

— Догадываюсь о ее детдомовской приверженности к трагедиям. Я уже вижу в ней «монументального трагика», — рассмеялась Инна.

— Лариса силою своего пусть даже грустного слова на своем примере возвращает детдомовским детям веру в лучшее.

— И не только детдомовским. Надежда и вера всем необходимы, — добавила Аня свое мнение к Лениному.

— Она умеет без лингвистических изысков, скромными художественными средствами понятными детдомовским детям, достичь максимума — достучаться до их сердец. В каждой ее новелле я ощущаю обостренный взгляд ребенка на далеко недетские вещи, его понимание сложного многослойного мира взрослых. Я чувствую глубину осознания ею сильного родственного, семейного начала как главного центра воспитания детей, — сказала Лена.

— Когда я приезжала к Ларисе, она знакомила меня с коллегами по работе и с интересными людьми из своего писательского окружения, — похвалилась Аня.

— И ты, конечно, не могла не воспользоваться этой счастливой возможностью, — ревниво заметила Инна.

— Лариса показывала мне письма знаменитых писателей, где они утверждали, что ее рассказы достойны того, чтобы попасть в школьные учебники литературы. Памятники им надо ставить за поддержку начинающих талантливых писателей. Эти похвалы изменили всю Ларисину жизнь. Она поверила в себя.

— Охотно верю, — отозвалась Лена. — У нее прямое попадание в писательскую профессию.

— Они готовили из своих похвал для начинающих писателей постаменты под их будущие нерукотворные памятники. Их знаменитые преамбулы и им самим составляли славу? Везде желанные, везде свои, — проехалась Инна.

— Наблюдаю на твоем лице непонятную мне брезгливость при словах «хрестоматийный» прозаик, школьный учебник. Я ошибаюсь? — спросила Лена.

— Жаль, что некому помочь материализовать и воплотить в жизнь мнения аксакалов. У многих этих заслуженных писателей уже нет сил и возможностей отстаивать ни себя, ни других. Им самим сейчас не сладко живется. Тоже издаются малыми тиражами. А без поддержки современных классиков, вам — Ларисе и тебе Лена, — не нюхавшим пороху борьбы за место под писательским солнцем, не пробиться в солидные издательства, — пропустив Ленино замечание, закольцевала свою мысль Инна.

Аня вздохнула:

— В современных учебниках литературы для начальных классов нет тех рассказов, которые в пятидесятые годы закладывали в нас доброту, дружелюбие, сочувствие. На всю жизнь я запомнила, как девочка в пургу несла чужой женщине письмо от ее сына с фронта или как мама, узнав о болезни сына, поехала к нему зимой, за сотни верст, на перекладных… Сейчас для детей в основном развлекательное пишут.

— Кто детям в этом поможет? Если только Божье изволение…