Любовь моя

— Если бы в моей жизни не было ничего, кроме моих детей и моих книг для подростков, я бы все равно считала свою жизнь состоявшейся, а себя счастливой.

«Лена смертельно уставшая, но удивительно счастливая?» — подумала Инна, вглядываясь в бесконечно дорогие черты любимой подруги.

— Когда Рита писала о детстве, в ее голове все время звучала тихая музыка. Рита не умела вынести ее из себя, но она сопровождала ее лучшие поэтические строки, задавала определенный настрой. Прекрасные печальные мысли приходили вместе с яркой или нежной мелодией и с нею же исчезали, — рассказала Аня. — Природа таланта мистическая. Может и правда, Рита чувствует глубже нас, простых смертных, и даже многое предчувствует?

— Кто-то когда-нибудь и этот феномен сумеет объяснить, — сказала Инна.

— В книгах Риты я ощущаю поразительное соответствие литературного дара и человечности. Второе доминирует в ее творчестве, что не часто случается, — продолжила восхищаться подругой Аня.

— И, тем не менее, Рита не избегает прямой назидательности. Ей надо изживать в себе этот недостаток, иначе общение с ее героями может стать тягостным, — заметила Инна.

— Есть назидательность? — насторожилась Жанна.

— Еще какая! — подтвердила Инна. — Нельзя прямолинейно учить нравственности, иначе получишь результат противоположный предполагаемому.

— Это не страшно. Не в человеческой природе сразу бежать исполнять чьи-то советы и рекомендации, — усмехнулась Лена. — Да и как обозначить мораль без нравоучительных слов? Недостаточно трактовать событие правильно, надо еще…

Аня не дослушала Лену и заторопилась преподнести свой взгляд, отличный от Инниного.

— С твоим тезисом можно соглашаться или не соглашаться, но у Риты даже назидательность звучит талантливо. Многим до нее ой как далеко, — заявила Аня, невольно попадая в интонацию Лены.

— Я выскажу свое определенное мнение: решающее слово за читателями, — сказала Инна.

— Разве не за критиками? — удивилась Аня.

— У нас сейчас нет неистовых Белинских, которые могли бы открывать новые таланты или разбивать их в пух и прах. Вернее сказать, зоркий глаз и чутье, может, у кого-то и остались, но нет приложения их способностям. От того-то и «поэт в России теперь не больше, чем поэт».

— Тогда за издателями?

— Их только прибыль интересует, — отвергла Инна предположение Ани.

— Значит, все-таки, за читателями. Я не присваиваю себе несвойственные функции, и все же скажу: Рита покоряет меня неуловимой аурой языка, точным осознанием болевых точек времени, четкой мотивацией и страстностью изложения проблем, — с воодушевлением произнесла Аня.

— И плачем по ушедшему времени. И мы успокаиваемся ее отсылками к любимому прошлому: «Как много всего хорошего было в нашей молодости!» — съязвила Инна.

— За этим, как ты считаешь, плачем, стоит огромное страдание, связанное с разрушением страны и идеалов, осознание новых, трудно воспринимаемых истин, непопадание в нужное русло. Рита не стремится разжалобить, но своей правдой вызывает сочувствие. В ее последних книгах серьезный, трагический фон не случаен. Он соответствует времени. Писатель должен смягчать нравы людей и, как Пушкин, пробуждать добрые чувства. И Рита этим занимается, — обосновала Аня свое мнение.

«Должен, должен… Перебивают друг друга, засыпают советами, будто предлагая их, хотят утвердиться в достоверности своих знаний. Страна советов… Любят судить обо всем на свете без серьезных на то причин. И откуда эта неутолимая жажда высказываться? Собственно… иначе как бы люди общались?» — вяло, внутри себя, отреагировала Лена. Выплескивать свои мнения вслух у нее не было ни сил, ни желания.

— Выдающийся писатель Катаев говорил, что главное — духовная красота, та самая, что спасет мир, и душевность героев, а желание улучшить свой стиль и красота слова — флоберизм — на втором месте. Мне кажется, что раньше поэты с возрастом приходили к гениальной простоте, а сейчас наоборот — максимально усложняют свои тексты, считая это величайшим достоинством, — уверенно сказала Аня.

— Главное, важное! Одна знаменитая писательница две строчки уделила беде своего героя и на десяти страницах «выписывала» его квартиру и облака в день его гибели. И что из этого следует? — небрежно фыркнула Инна.

— Где мужчина, рассуждая с холодным носом, может обойтись двумя-тремя фразами, там женщина, бросившись в эмоции, развезет кисель на полкниги. Так? — предположила Жанна.

— Кто-то должен и эмоции выражать. Мы не деревянные, — возразила Аня.

— …Разумеется, Рита занимается делом ей предназначенным! Но что она нам желает доказать, никто не знает, — снова пикирует Инна, вызывая на спор дремотно настроенных подруг.