Любовь-морковь и третий лишний

Но всю глубину чувства Альбины Настя поняла, когда Евгений умер. Вдова превратилась в зомби, несколько месяцев она ни с кем не разговаривала, ела то, что подсовывала ей испуганная Настя, и отказывалась выходить из квартиры. Потом Альбина Фелицатовна опомнилась и превратила комнаты в мемориальный комплекс. По всем стенам она развесила фото обожаемого Женечки и запретила Насте трогать вещи покойного. Более того, Ожешко стала вести себя так, словно Евгений ушел на работу и вечером обязательно вернется.

– Ты купила газеты? – вопрошала она у Насти. – Положи на тумбочку, Евгений вечером почитает.

Няня вздрагивала, но исполняла приказ.

Альбина Фелицатовна не изменила своим привычкам, она по-прежнему вставала в шесть, накладывала на лицо макияж и варила супругу какао.

– Дорогой, – кричала вдова, – завтрак на столе!

Настя и Павлик вздрагивали, но ничего не говорили.

Во всем остальном Ожешко казалась вполне нормальной, она даже повеселела, вот только начисто отказывалась считать мужа мертвым, могла сказать знакомым:

– Женечка в командировке.

Но поскольку никакого вреда от этого никому не было, Настя решила не обращать на закидоны хозяйки внимания. Жаль, конечно, что нянька была необразованна, иначе она бы спохватилась и вызвала к Альбине психиатра, может, тогда и не случилось бы несчастья.

Как-то летом на даче Альбина в один из дней весьма резко спросила:

– А куда подевались книги из библиотеки? Отчего внизу вместо Брокгауза стоят дурацкие издания и какие-то журналы напиханы?

– Мама, – спокойно ответил Павлуша, – старой энциклопедией никто не пользуется. Я переместил ее наверх, а на нижние полочки поставил нужные мне книги.

Глаза Альбины чуть не вылезли из орбит.

– Что? Ты переворошил библиотеку?

– Да, – кивнул сын, – разве нельзя?

– Конечно, нет! – взвизгнула дама.

– Почему?

– Папа читает Брокгауза.

Павлик крякнул.

– Мама, мне очень неудобно наверх за книгами лазить.

– С ума сошел! Верни энциклопедию.

– Пусть наверху останется.

– Нет!!!

– Мама… – начал было юноша, но мать не дала ему договорить.

Тонкая рука, украшенная кольцами, со всего размаха опустилась на щеку парнишки.

– Ты не уважаешь отца!

Павел вздрогнул и впервые в жизни заорал:

– Хватит бредятины! Папа умер.

– Что? – отшатнулась Альбина.

– Отец в могиле, – четко произнес Павел, – достаточно с меня твоего идиотизма, теперь я тут хозяин.

Извини, я устал от истерик и кривляний. Мне жаль папу, не хватает его, но портить себе жизнь я не дам.

Знаешь, мама, тебе следует посетить психиатра, попить лекарства, авось в себя придешь!

Альбина рухнула на диван.

– Кто умер?

– Хватит! – рявкнул сын.

– А ты, значит, хозяин? – прищурилась мать.

– Да, – кивнул Павел, – я достаточно взрослый, чтобы стать во главе семьи. Пойми, пожалуйста, папы нет, но есть я, и мне тоже хочется наконец хоть капли внимания.

Настя ожидала, что Альбина с воплем: «Прости милый, я всегда была с тобой несправедлива!», бросится на шею юноше или упадет в обморок, но няньке и в голову не могло прийти, как станут развиваться события.

Альбина Фелицатовна выпрямилась.

– Хозяин? Ха-ха-ха! Ты приемыш, дурная кровь, весь пошел в своих, не известных никому родителей!

– Мама? – попятился Павлик. – Ты о чем?

– Сумасшедшей меня считаешь?

– Нет, нет, просто ты…

– Не смей мне «тыкать», выродок.

– Мамочка…

– Я тебе, дрянь, не мать.

– А кто? – окончательно растерялся паренек.

Альбина зло засмеялась:

– А-а-а! Хотел у меня утешение отнять. Я-то себя успокоила: Женечка не умер, просто уехал. А ты решил глаза мне открыть. На, гляди, Альбина Фелицатовна, нет с тобой Женечки! В самое больное место, в сердце, гвоздь забил. Ну и я тебе отплачу, может, и лучше, что так случилось! Хозяин! Нищая дрянь, вот ты кто! И совсем не сын Женечки! И уж не мой, это точно!

С этими словами Ожешко подлетела к юноше, изо всей силой толкнула его и, когда тот, не удержавшись на ногах, упал на пол, нависла над ним и заорала:

– Правду очень любишь? Про смерть мужа мне напомнил! Так слушай про себя истину.

Ни Настя, ни Павлик не успели даже пошевелиться, как Альбина Фелицатовна начала издавать нечленораздельные звуки.

– Валька, слава богу, убралась.., все.., нету ее. Дима, дрянь, дрянь, угорел. Женечка знал: у них дурная кровь. Я его совсем убедила.., да.., он поверил, но потом… Павел! Ох, горе…

Настя прижала руки к лицу, а Павлик растерянно спросил у няни:

– Это она про кого говорит?

– О Валентине и Дмитрии, – тихо пояснила Настя, – твоих сестре и брате, умерших в раннем возрасте.

Альбина Фелицатовна услыхала слова няньки и захохотала словно безумная:

– Да жива Валька! Только, слава богу, я избавилась от нее навсегда, а Дима угорел сам, честное слово! Случайно это вышло, клянусь!

– Господи, – еле выдавил из себя Павлик, – надо врача вызвать и срочно маму в психиатрическую клинику везти.

Настя не знала, что делать, она понимала испуг воспитанника, но, с другой стороны, в отличие от Павлика она была в курсе некоторых событий, Валентина-то и впрямь жива, вот подробностей о гибели Димы нянька не знала.