– Эти фигуры – словно я реальных людей сбиваю. Мне скоро кошмары с ними сниться будут! Может, мне просто лучше продать свой фольксваген и забить на вождение? Все равно не быть мне водилой, как ни старайся!.. – Полина снова всхлипнула, а я замер, задохнулся от боли, сжавшей в тугой узел что-то в животе.
Это она серьезно?
Она в самом деле собирается бросить занятия, уйти из «ЭргоДрайва», не доучившись?! Может, она и меня больше видеть не захочет? Я ведь подвел ее, не справился, не сумел научить, разочаровал…
– Полина, – прохрипел сквозь зубы. Проклятая мышца где-то на подбородке напряглась, сократилась, перекашивая мою физиономию. Говорить сразу стало трудно. – Пожалуйста…
– Что? – все так же сквозь слезы, куда-то в сложенные руки.
– Не решай сгоряча. Я… придумаю что-нибудь, чтобы тебе помочь…
– Что ты придумаешь? Что тут вообще можно придумать?! – девчонка все-таки отлипла от рулевого колеса, выпрямилась, развернулась ко мне.
Я не успел отвернуться, спрятать от нее свой скривившийся рот. Ее глаза расширились, на заплаканном лице проступила тревога:
– Саша? Ты… что? Это ты из-за меня так?! – Полина потянулась рукой к моему лицу, но в этот раз я был не в состоянии чувствовать, как гладит она пальчиками мою сведенную спазмом щеку. Отвернулся, отдернул голову.
В салоне Шкоды повисла напряженная гнетущая тишина.
С трудом проглотив горечь, я заставил себя ответить на заданный ученицей вопрос:
– Ты сказала, что бросишь занятия. Значит, я не справился со своей задачей. Не сумел тебя научить, успокоить, вселить в тебя уверенность. Я – плохой инструктор...
Девчонка обессиленно откинулась на спинку сиденья. Громко выдохнула. Я вновь развернулся к ней и обнаружил, что она оперлась затылком на подголовник и закрыла глаза. Пользуясь тем, что она меня не видит, принялся ожесточенно растирать и разминать дергающуюся щеку.
– Саш, – заговорила Лисицына, не открывая глаз. – Если я брошу занятия, это ведь не значит, что я брошу и тебя тоже. Ты перестанешь быть моим инструктором, но останешься моим…
Мое сердце остановилось. Я забыл дышать. Кто я для Полины вне работы? Кем она меня считает – другом? Своим мужчиной?
– Даже не знаю, как тебя назвать… – «назови меня любимым!» – взмолился я мысленно, – бойфрендом как-то глупо и неуместно...
Да. Не бойфренд – это точно. И любви пока, видимо, не заслужил.
Что ж так больно-то? В груди – пожар. И в салоне воздух сгустился так, что дышать трудно.
Я потянулся к панели, нажал на кнопку, опуская стекла с двух сторон.
Полина открыла глаза, уставилась на меня:
– Что?
– Душно в салоне, – я повел головой, расстегнул еще одну пуговку на вороте рубашки. Чертово ранение и тут давало о себе знать: раньше меня вот так в бараний рог не скрутило бы даже от самых тяжелых переживаний.
– Так… тебе срочно надо попить холодной воды и прилечь, – определила Полина, без раздумий завела мотор и погнала Шкоду к административному корпусу.
Подъехала, припарковалась у крылечка так, чтобы я из салона в два шага до дверей дошел.
– Саша, сможешь выйти и добраться до кабинета? У вас там софа есть – можно будет прилечь.
– У нас и медпункт есть, – пока ехали, я кое-как перевел дыхание, и в глазах вроде посветлело. – А в нем – медицинская кушетка.
– До него ближе? – уточнила моя ученица.
– Да.
– Значит, идем туда.
– Хорошо. – Я не спорил: прилечь и в самом деле не помешает, хотя бы для того чтобы Лисицына успокоилась, угомонилась и перестала хлопотать вокруг. – Следующая дверь справа, – сообщил ей через пару шагов.
В кабинете медицинской помощи, уложив меня на кушетку, Полина развила бурную деятельность: нашла тонометр, измерила мне давление, убедилась, что оно находится в пределах нормы, отыскала нашатырный спирт, растерла мне этой вонючей гадостью виски, притащила стакан холодной воды из-под крана, сунула таблетку валидола под язык, хотя в этом не было необходимости. Лишь после этого угомонилась, присела на стул возле стола, подперла голову руками, задумалась о чем-то.
– Что ты там села, как не родная? Может, присядешь рядом? – окликнул ее, сам отмечая ворчливые нотки в собственном голосе. Но уж больно досадно было, что она сначала довела меня, а теперь еще и держится на расстоянии.
Полина подтащила стул вплотную к кушетке, уселась на него лицом ко мне, положила теплую ладошку мне на грудь. Я сжал ее одной рукой и закрыл глаза: от одного легкого прикосновения сразу стало легче на душе.
Ученица помолчала немного. Потом заговорила:
– Саша, прости за истерику. Не знаю, что такое на меня нашло. Я обычно так не раскисаю. Просто страхи эти… слишком живучие.