Любовь на краю света

Он не пустился в погоню за ускользающей добычей. В его намерения не входило схватить Элизу с англичанином, он собирался лишь проследить за парой. Оставив Геркулеса наслаждаться отдыхом в конюшне постоялого двора «Корона», Маккинзи направился в трактир «Ройал» — перекинуться парой слов с тамошним главным конюхом.

Потребовалось лишь немного обаяния, чтобы разговорить конюха и получить примерно те же сведения, что и в конюшне на площади Грассмаркет. Мужчина, сопровождавший юного воспитанника, несомненно, был англичанином. Настоящим джентльменом, вежливым, обходительным, приятным во всех отношениях. Да и Маккинзи назвал бы спасителя Элизы человеком спокойным и разумным, щедро наделенным внутренней силой.

Выйдя из конюшни, лэрд прогулялся вдоль торговых рядов, заводя разговоры с торговцами. Его певучий шотландский выговор и история о двух друзьях-англичанах, приехавших в город чуть раньше его, помогли выяснить все, что его интересовало. Маккинзи узнал, что беглецы купили съестное и, что особенно любопытно, три ножа — два больших для джентльмена и один короткий для юноши.

Обдумав полученные сведения, лэрд задал себе вопрос, что нового он узнал о характерах беглецов.

Съехав резвой рысью с моста к югу от города, он пустил коня в галоп по пустынной дороге. Пока могучий гнедой мерин летел вперед, Маккинзи вернулся мыслями к паре, мчавшейся в двуколке по направлению к границе.

Описания беглецов, полученные в ответ на его расспросы, и в особенности сторонние замечания и наблюдения, которыми щедро делились все, кто видел пару, убедили лэрда, что, оказавшись лицом к лицу с Элизой Кинстер и ее таинственным спасителем, ему следовало бы пожать руку и пожелать удачи этому достойному джентльмену.

В конце концов, этот человек вмешался и спас даму, вырвав ее из лап похитителей. Теперь ответственность за ее судьбу лежала уже не на Маккинзи, а на неизвестном пока храбром рыцаре.

Что же до мисс Кинстер, то та, похоже, была сущим наказанием, хотя и несколько иного рода, нежели ее старшая сестра. Элиза принадлежала к разряду женщин, которых Маккинзи называл про себя «избалованными неженками». Не дерзкая и своевольная, скорее эдакое тепличное растение, какими обычно бывают дочери английских аристократов. Холеная великосветская красавица, вдобавок слишком хрупкая, никоим образом не подходила Маккинзи. Привыкшая к роскоши изнеженная аристократка, не наделенная стойкостью и силой духа, стала бы для него обузой. Эта женщина не годилась ему в жены.

Лэрд нерешительно нахмурился, раздумывая над неудавшимся похищением Элизы. Если привезти ее на север и представить «обесчещенной» оказалось невозможно, значит, следовало искать другой способ исполнить желание матери, чтобы завладеть кубком, спасти свои владения и людей. А между тем времени почти не оставалось.

С другой стороны, он избежал женитьбы на женщине, которая не испытывала бы к нему ничего, кроме неприязни, и была бы несчастна рядом с ним. Собственное счастье его не заботило. Маккинзи отказался от него. Он готов был заплатить эту цену. Но заставить страдать невинную женщину и всю жизнь видеть ее горе… значило бы совершить великое зло и умножить стократ свое несчастье.

Им обоим следовало поблагодарить судьбу за счастливое избавление от женитьбы.

Сказать по правде, Маккинзи продолжал преследовать беглецов единственно для того, чтобы понаблюдать за ними и доподлинно убедиться, что из благородного рыцаря выйдет достойный супруг, который будет обращаться с Элизой должным образом.

С Хизер Кинстер и ее спасителем он поступил так же, и чутье не обмануло его. Вскоре по возвращении из Шотландии Брекенридж с Хизер объявили о своей помолвке. Все лондонские знакомые Маккинзи уверяли, что будущие супруги по-настоящему счастливы, к немалому удивлению светских сплетников. Прежде никто и подумать не мог о подобном невероятном союзе.

Близился полдень, легкий ветерок играл темными волосами лэрда. Уверенно сжимая в руках поводья, Маккинзи невольно улыбнулся своим мыслям. Двадцатичетырехлетняя, но все еще незамужняя Элиза Кинстер тоже нашла себе суженого, похищение принесло ей удачу. Вместо того чтобы «обесчестить» сестер Кинстер, как требовала матушка, он весьма причудливым образом устроил их судьбу, сыграв роль Купидона.

Была в этом некая ирония, но отнюдь не горькая.

Целую минуту Маккинзи предавался приятным мыслям, пока не вмешалась грубая реальность, напомнив ему о неисполненном долге и о том, что ожидало его теперь, когда второе похищение, как и первое, окончилось неудачей.

Основу его жизненной философии составляло признание непреложности судьбы, распоряжающейся людскими жизнями. Если бы он ненароком усомнился, что судьба — женщина, то удостоверился бы в этом сейчас: одна лишь женщина способна заставить мужчину пройти через подобные испытания.

Он хмуро размышлял над тем, что станет делать, благополучно проводив до границы Элизу с ее джентльменом-спасителем, когда Геркулес вынес его на влажную глину — ложе небольшого ручья, пересекавшего дорогу.