Любовь навылет

— Правильнее сказать — наказал. После этого мне стало легче, и я смог полюбить снова.

Даша возразила:

— Но за что наказывать человека? За нелюбовь?

— За равнодушие, Дашенька! Равнодушие — это самое страшное. Оно убивает, как медленный яд.

Даша отодвинулась от Эда, стряхнула частички пепла со своего рукава.

— Как её звали?

— Это не имеет значения.

— Меня ты тоже накажешь?

— Тебя-то за что? Ты была честна со мной. Ты даже пыталась меня полюбить — думаешь, я не замечал? Я всё замечал. То, что у нас не получилось, — это не твоя вина. И не моя. Наверное, это просто не судьба.

Даша сглотнула комок:

— Наверное. Я пойду.

Эд встал.

— Не провожай меня, — попросила Даша, — я хочу пройтись. И… спасибо, что не сердишься на меня. Я не хотела причинить тебе боль.

Он мягко улыбнулся:

— Я знаю. Жестокость — не твой недостаток.

На свежем воздухе Дашу затрясло от озноба, но она чувствовала себя так же, как днём, когда с раскинутыми руками бежала по полосе, — безгранично свободной. Но теперь не только телом, но и душой. Ошибка под названием «Эдик Усольцев» стремительно отодвигалась в прошлое.

* * *

В понедельник Даша проснулась с ощущением, что сегодня случится что-то хорошее. В детстве она так просыпалась первого января, и не подарки её будоражили, а сама атмосфера праздника, предчувствие волшебства.

Рассчитывать на новогодние чудеса в июне было глупо, но ожидание встречи с Оленевым кружило голову, как шампанское. Главное — опять не захмелеть. Хмель — дурной помощник в любовных делах.

Даша долго и обстоятельно мылась, красилась и сушила волосы, пытаясь создать эффект небрежности. Не получалось. Она всё равно выглядела как девушка накануне самого главного события в своей жизни — прямо как невеста перед свадьбой. Вся её радость и все её надежды читались на лице.

В офис она пришла раньше всех. Опрыскала водой листочки «таджикского» растения, обтёрла тряпкой пыльный горшочек. На вид цветочек казался здоровым, Оленеву должно понравиться. Он поставит его на подоконник рядом с обломком шасси и будет вспоминать о Даше.

От нетерпения Даша каждые пятнадцать минут бегала к Оксане и выглядывала на стоянку. Время шло, а Оленева всё не было.

— Он к обеду придёт, не раньше, — сжалилась Оксана.

— Что ж ты сразу не сказала?

— Забыла.

Она выглядела совсем больной: глаза тусклые, лицо бледное.

— Ты случайно не заболела? Может, тебе больничный взять?

— Даша, отстань от меня, я в порядке! Стоит прийти в офис без макияжа, как сразу все начинают жалеть. Особенно бухгалтера у нас жалостливые. Можно подумать, у них никогда не было проблем в личной жизни.

— А-а, — поняла Даша. — Не переживай, всё утрясётся. Когда он уже придёт за документами? Ты его проклянёшь, и тебе полегчает.

— Завтра он придёт, — мрачно ответила Оксана. — Завтра мне полегчает.

— Ну наконец-то!

Перед обеденным перерывом Оксана позвонила и сказала, что замдир на месте. Даша схватила цветок и побежала в кабинет Оленева. Прикрыла за собой дверь, поборов искушение запереть её на ключ, и в изумлении остановилась посредине комнаты. Оленев был одет не в обычный офисный костюм, а в тёмно-синюю лётную форму. Даша впервые её видела — не вообще, а на Оленеве. На рукавах блестели шевроны с тремя полосками, на груди — золотые крылышки с эмблемой авиакомпании. Голубой галстук и белая рубашка подчёркивали яркий американский загар. Карие глаза, окружённые мелкими морщинками от солнца, светились нескрываемой радостью. Во рту он перекатывал карамельку.

Даша молчала. Все мысли выскочили из головы, кроме одной: кинуться навстречу и повиснуть на шее. И пусть попробует оторвать. Оленев подошёл к ней, внимательно осмотрел цветок и взялся за горшочек:

— Это мой, да? Спасибо, что позаботилась о нём.

Их руки соприкоснулись. Даша почувствовала, что уплывает. Медово-смолистый аромат парфюма, лёгкое дыхание, доносящееся до лица, касание тёплых пальцев — всё родное, любимое. Она выпустила из рук горшок и сглотнула:

— Прекрасно выглядишь в форме. Куда-то летишь?

— В Воркуту.

— Туда-обратно?

— Да. Вечером буду дома.

— Тебя кто-нибудь ждёт?

— Нет.

— В таком случае можно пригласить тебя на ужин? Я после работы что-нибудь приготовлю, и мы отпразднуем твой первый рейс. Какую еду ты любишь? Я плохо готовлю, но найду в интернете простой рецепт…

Она частила от страха, что он её перебьёт, не давала вставить ни слова, но он всё равно её перебил:

 — Даша…

Он отвернулся и подошёл к окну. Поставил цветочный горшок рядом с обломком шасси. Опустил голову так низко, что Даша увидела его стриженый затылок.

— Я знаю, что ты любишь Катю, но мне это неважно, — сказала она. — Я знаю, что ты спишь с Аллочкой, но мне и это безразлично. Я не претендую на любовь, какую-то особенную дружбу или секс. — Она медленно приблизилась к Оленеву и остановилась за его спиной. Как тогда, в душе, только тогда они были голыми, а сейчас одетыми. Тихо добавила: — Я просто хочу быть рядом, и пусть всё идёт как идёт. Без ожиданий, без упрёков.

Оленев глухо ответил куда-то в окно:

— Моя любовь к Кате давно прошла, а с Аллой я никогда не спал.