Любовь, опрокинувшая троны

Ростовцы уже знали, что большинством нападающих были их соседи, плещеевцы. Еще вчера Плещеев-Залесский числился в числе городов, признающих правителем Руси князя Шуйского, но едва к городу подошел ратный отряд из Тушино, местные жители моментально присягнули царю Дмитрию Ивановичу. И не просто присягнули, а примкнули к тушинцам и вместе с ними пошли громить сторонников «поганого самозванца», каковыми все еще считались ростовчане. Хотя любви к Василию Шуйскому в Ростове было, разумеется, ничуть не больше, нежели в Плещееве-Залесском.

– Одумайтесь, православные! – увещевал, поднимая крест над головой, Филарет. – Мы же все братья во Христе! Мы же соседи!

«Соседи» тем временем распахивали двери амбаров и погребов, ломали крышки кладовых, обегали ростовцев, стремясь быстрее ворваться в храм, полный драгоценной утвари.

В клубах дыма во двор въехал всадник, одетый в железную кирасу и странную железную шапку, вытянутую в длину, с широкими полями. На лице вражеского воеводы красовались аккуратные черные усики и подбритая на щеках курчавая бородка в два пальца длиной, его плечи грел явно ворованный плащ – бобровый, крытый парчой; ноги прятались в вышитые цветочками женские валенки.

– Святитель Филарет? – поинтересовался на неплохом русском языке всадник и поклонился прямо с седла: – Дон Жуан Крузатти к твоим услугам! У меня к тебе приглашение от государя Дмитрия Ивановича. Царь желает тебя видеть.

– Это так-то вы в гости приглашаете?! – указал рукою на грабителей, на выбитые ворота митрополит.

– Что же я мог поделать, коли вы не открываете на обычный стук? – пожал плечами испанец. – Не все приглашенные едут к государю с радостью. Иных приходится везти кулем на телеге.

– Я поеду! Токмо останови сей разбой без промедления!

– Я воин, а не монашка, святитель, – покачал головой испанец. – Люди идут на войну ради обогащения. Коли запретить грабеж, кто станет сражаться, проливать кровь, рисковать жизнью? Кто станет слушаться командира, мешающего разбою? Однако ты другое дело, святитель. Насколько мне ведомо, ты есть пастырь всех сих христиан. Так останови их жадность и похоть! Я не возражаю. Пусть воцарятся мир и покой!

Митрополит Филарет посмотрел по сторонам и скрипнул зубами от бессилия.

Испанец усмехнулся и посоветовал:

– Стой здесь со своей паствой, святитель, и не шуми. Ведь все люди в душе своей добры и миролюбивы. Если не мешать им грабить и насиловать, то и они убивают далеко не всех. Не привлекайте внимания и наверняка останетесь живы.

Ростовчане после этого предупреждения плотнее сбились в толпу, задвигая молоденьких девиц и детей дальше к середине, выставляя ближе к краю мужчин, вцепившихся руками в рукояти ножей.

Разумеется, нож – это просто игрушка против копья или сабли, и уж тем более – против пушки. Однако у испанца не имелось ни приказа, ни желания истреблять местных жителей, и потому тушинские воины никого не тронули. Больше того – ближе к вечеру дон Жуан Крузатти приказал посадить святителя Филарета в сани и выступать в ставку, чем совершенно прекратил разорение города. Отведя душу, набив сумки и мешки самым ценным, что удалось найти, испанские наемники с легкостью подчинились, а переяславцы оставаться во враждебном городе без прикрытия их стволов и алебард не рискнули.

Тушинский лагерь поразил митрополита своей пышностью и размерами. Филарет ожидал встретить землянки, палатки и костры, возле которых дремлют на потниках, с седлами под головой грязные разбойники. А увидел – широкий, светлый город с церквями, торговыми рядами, срубами домов, конюшнями, амбарами и погребами. Правда, палатки и шатры здесь тоже имелись. Однако же не по причине походной скудости, а ровно наоборот – стоящие на улицах избы-пятистенки годились для жизни, но не для торжеств. В богатых шатрах устраивались пиры, балы и общие воинские собрания.

Упрекнуть Тушино можно было разве что в грязности улиц, состоящих из глины, тысячами ног, колес и копыт перемешанной с песком и соломой до совершенно болотного состояния. Однако наступающие холода обещали избавить военное поселение и от этой извечной для русских городов напасти.

Испанцы довезли своего гостя-пленника до одного из пышных шатров, подняли из саней, мимо охраны из полусотни боярских детей провели по толстому слою соломы к зеленому, с ликом Николы-чудотворца, пологу, протолкнули внутрь, и дон Жуан Крузатти звонко ударил себя кулаком по кирасе:

– Твой приказ исполнен, государь! Святитель Филарет здесь!

– Благодарю, капитан, – кивнул с высокого трона чуть кривобокий маленький повелитель всея Руси, запахнувшийся в рысий плащ, накинутый поверх коричневого вельветового колета.