Любовь, опрокинувшая троны

Однако князь Шуйский, одетый ныне в парадную московскую шубу и горлатную шапку, с любимым вишневым посохом в руке, никакой вины за собою не ощущал, а потому уверенно смотрел в глаза Бориса Годунова, сидящего на троне с отекшим, словно подтаявший холодец, и бледным, как куриный пух, лицом.

– Ты уже слышал последние вести, Василий Иванович? – просипел самозваный царь, завернувшийся в шитую золотом мантию с собольей опушкой. – Гришка твой Отрепьев, рекущий себя царевичем Дмитрием, границу пересек и открыто в земли Русские въехал.

– Ну, слава богу! – размашисто перекрестился князь Шуйский. – Наконец-то все закончилось! Порубежная стража его прибила али повязала? Когда привезут?

– Ныне он захватил Монастыревский острог, Чернигов, Курск, Рыльск, Севск, Кромы…

– Как захватил?! – опешил Василий Иванович.

– Да никак! – сорвался на крик Борис Годунов. – Пришел к Монастыревской крепости, постучал в ворота. Ему служивые люди отворили и на верность присягнули. А воевод Лодыгина и Волочанова связанными ему передали. Пришел к Чернигову и постучал в ворота. Ему отворили и присягнули, а князей Шаховского и Вельяминова вкупе с воеводой Татьевым повязали и ему на суд выдали. И так везде, куда он токмо ни приходит! Ни единого выстрела еще не сделал, а ужо весь юг державы моей под свою руку прибрал! Тамошний люд в его войско с восторгом безумным вливается. Пришел Отрепьев к порубежью с сотней оборванцев, ныне же больше тысячи служивых людей в его шайке исчисляется!

– У нас войска на юге есть? – оборвал его стенания князь Шуйский.

– В Новгороде-Северском воевода Петр Басманов преданные полки собрал и от польского засланца успешно отбивается. Города самозванцу не отдал.

– Пиши мне назначение! – дернул подбородком Василий Иванович. – Разгромлю я для тебя холопьего царя. А ты дашь мне разрешение на свадьбу с княжной Марией Буйносовой.

– Хорошо!

– Дашь разрешение на свадьбу, – с нажимом повторил самозваному государю князь Шуйский.

– Избавь меня от этого проклятого царевича и женись на ком захочешь и когда захочешь по своему разумению!

– Ты дал слово! – указал на правителя посохом Василий Иванович. – Не вздумай снова на попятную пойти! Иначе и я так же поступать стану.

– Получишь ты свою ненаглядную, получишь, – уверил его Годунов.

– Тогда я пошел собираться в дорогу, бо время дорого, – развернулся князь Шуйский и не без презрения бросил через плечо: – Назначение в воеводы пусть ко мне на подворье привезут. Мне сюда попусту бегать недосуг.

* * *

Однако к началу ратного дела Василий Иванович не успел. Едва токмо морозы крепко сковали землю, из ворот Новгорода-Северского выдвинулись стрелецкие и боярские полки и направились в сторону лагеря царевича Дмитрия, разбитого в двадцати верстах от крепостных стен.

Дозоры, вовремя заметив врага, известили о сем сына Ивана Васильевича, и тот поднял свою армию в седло, решительно направившись навстречу врагу.

К полудню двадцать первого декабря обе рати встретились на безымянной заснеженной поляне между заросшей камышами низиной и березовой рощей, вскинувшей к пасмурному небу черные тонкие ветви. Полки медленно развернулись в сверкающие броней и копейными наконечниками линии.

У Дмитрия Ивановича имелось всего полторы тысячи казаков и поляков против четырех тысяч царских воинов, однако он полагался не столько на острую саблю, сколько на свое слово и происхождение. Сын Ивана Васильевича был уверен, что все опять обойдется без крови, что он в очередной раз убедит врагов отложиться от Бориса Годунова и перейти на свою сторону…

Но не получилось!

Едва Дмитрий Иванович со свитой попытался приблизиться к годуновским полкам, с той стороны начали часто стрелять пищальщики, ранив двух лошадей и совершенно заглушая любые слова. Царевич и окружающие его поляки пана Мнишека отпрянули, и сандомирский воевода, одетый ради битвы в наведенную серебром кирасу и округлую железную шапку, торопливо заговорил:

– Этих уговорить не выйдет, зять мой! Воевода не дурак, специально рот тебе затыкает. Токмо кровь понапрасну прольем. Да чего доброго, еще и тебя поранят. Бить надобно по ним без промедления. Видишь, у русских правый край еще не построился? Врезать туда всей силой надобно, за спины им прорваться, окружить да порубать всех начисто! Токмо немедля, ибо закроют прореху-то!

– Давай! – после короткого колебания кивнул Дмитрий.

Юрий Мнишек дал шпоры коню, помчался к польским десяткам, на полпути выхватил саблю и закричал:

– К атаке, к атаке! Во славу Господа! Бей нехристей!

Где сандомирский воевода увидел нехристей, было непонятно. Вестимо, после многих схваток с татарами и османами привык звать своих людей на битву именно так. Сейчас же время к спорам не располагало.

– В атаку, в атаку! – Польские и казачьи сотни дрогнули, двинулись вперед сперва спокойным шагом, а затем быстро разогнались на рысь. Все разом опустили пики…

– Копье! – вытянул руку Дмитрий Иванович. Кто-то из шляхтичей вложил в ладонь правителя рогатину, и облаченный в драгоценный трехслойный пластинчатый бахтерец царевич начал разгон вместе со всей своей армией.