Любовь по-французски. О чем умолчал Дюма

Через пару недель в Париж прибыл папский легат, племянник папы кардинал Барберини, которого приняли с большими почестями, но не выказали никакого намерения беспрекословно подчиниться воле папы. После первоначального невиданно резкого обмена мнениями начались неторопливые, нудные переговоры. Бекингем, убоявшись, что французы сдадут свои позиции, решил противопоставить требованиям Святого престола свои замыслы, которые прославят его не только в отечестве, но и в Европе. Отъезд герцога из Лондона был отмечен такой спешкой, что он оставил там часть своих украшений и экипажей. Бекингем был уверен в успехе, ибо полагал, что трехлетнее пребывание в молодости в Париже дает ему право считать себя знатоком французской нации.

Не считая нужным дотошно изучать своих врагов и союзников – что, собственно, и предопределило провал испанской авантюры, – Бекингем имел лишь поверхностные представления о людях, с которыми ему предстоит иметь дело в Париже. Людовик ХIII из недалекого, малообразованного юнца, интересовавшегося исключительно охотой, музыкой и садоводством, превратился в самодержавного монарха, подозрительного, одержимого манией величия. Ришелье вовсе не был беззастенчивым фаворитом, думавшим только о своих собственных интересах, а человеком, твердо вознамерившимся укрепить положение Франции и изменить расстановку сил в Европе. Феодальная знать уже не диктовала свою волю королевской власти.

Королева, молодая и красивая женщина, находилась в сложном и безрадостном положении. Людовик не мог простить ей две беременности, закончившиеся выкидышами по ее легкомысленной неосторожности. Кардинал Ришелье подогревал это недовольство, ибо считал, что королева ведет себя слишком кокетливо и невоздержанно. Некоторые современники и историки придерживались мнения, что сам Ришелье подпал под обаяние молодой женщины, возможно, он мечтал завоевать ее и, таким образом, еще более укрепить свою власть. Однако Анна Австрийская устояла, чем вызвала раздражение кардинала, установившего за ней самую настоящую слежку. Такой поворот дела еще более раззадорил герцогиню де Шеврёз, затеявшую одну из своих первых интриг, где любовь тесно переплеталась с политикой.

Бекингем прибыл в Париж и остановился в особняке герцога де Шеврёз, как считалось в ту пору, самого богато меблированного во Франции. Жена герцога унаследовала его после смерти своего первого мужа, коннетабля де Люиня, вместе с чудесными бриллиантами, некогда отобранными у супругов Кончини, фаворитов Марии Медичи.

Как и ожидалось, любимец английского короля произвел в Париже фурор своей репутацией, могуществом, красотой, туалетами и драгоценностями. 24 мая он явился на прием в Лувре в костюме из красного атласа, расшитом ста тысячами жемчужин. Поскольку жемчуг, в сущности, по своему минералогическому составу является мелом и оттого весьма тяжел, передвигался герцог с некоторым трудом. На его шее красовалось ожерелье из шести ниток жемчуга, а в ушах – бесценные, как утверждали современники, жемчужные серьги. По-видимому, именно спешкой, с которой готовился визит герцога во Францию, можно объяснить тот факт, что либо вышивальщицы весьма нерадиво выполнили свою работу, либо шелковые нитки были выбраны слишком тонкие. Во всяком случае, на приеме в королевском дворце жемчужины так и сыпались на пол, а придворные не гнушались подбирать их. Впоследствии французы утверждали, что эту историю придумали англичане, стремившиеся выставить двор Людовика ХIII в невыгодном свете. Во всяком случае, потерянный герцогом позднее в Лувре крупный бриллиант с его камзола ему благополучно вернули.

Бекингем потряс всех. Дамы были поголовно покорены им. Мужчины, забыв свою склонность высмеивать все и вся, восторгались его изяществом, благородством и блеском. Уже упоминавшийся выше писатель Оноре д’Юрфе ввел в моду героические и галантные персонажи, так что англичанин будто бы сошел со страниц его романа. Единственным человеком, скорчившим кислую мину при появлении герцога, был Людовик ХIII, но вполне возможно, что Бекингем счел это лишним доказательством своего неоспоримого превосходства.

Что же касается Анны Австрийской, по словам Ларошфуко, «она показалась ему еще более прелестной, чем могло представить его воображение, а королеве он показался самым достойным ее любви человеком в мире». Между ними возникла некоторая фамильярность в общении, немедленно замеченная всеми.