Но бдительность как короля, так и Ришелье усыпить было невозможно. Шпионы кардинала следовали за Анной Австрийской буквально по пятам, не упуская ее из глаз ни на мгновение. Она вместе с королевой-матерью должна была сопровождать свою золовку Генриэтту-Марию при отъезде в Англию до Амьена. Герцога же тайно предупредили, что, если он продолжит упорствовать в своих домогательствах, то будет убит. Полагают, что это лишь распалило желание герцога, который до сих пор ни в чем не встречал себе отказа.
2 июня королева Англии Генриэтта-Мария со всеми сопутствующими лицами покинула Париж. Бекингем принялся еще больше осаждать королеву, которая воспринимала его ухаживания без видимой досады. Церемонии торжеств, продолжавшихся в течение нескольких дней, и требования этикета не позволяли Анне Австрийской ни на минуту отлучиться от сопровождавших ее придворных. Надо полагать, она и не особенно сожалела об этих препятствиях, которые гарантировали безопасность испытываемого ею удовольствия и успокаивали ее душу, не допускающую даже и помысла о совершении греха. Двор королевы кишел клевретами Ришелье, но там также находились в услужении люди, преданные своей повелительнице и заклятые враги «красной сутаны». Среди них были два человека, которым король особо доверял в вопросе охраны добродетели своей супруги: конюший Пютанж и камердинер Лапорт, чьей обязанностью было носить край ее облачения. Герцогиня де Шеврёз воспользовалась их снисходительностью, чтобы способствовать замыслам Бекингема, чье нетерпение и дерзость не знали границ.
7 июня двор прибыл в Амьен. Именно там произошло событие, которое до сей поры является благодатной пищей для всякого рода предположений и догадок, выдвигаемых историками. Сохранилось несколько свидетельств современников, которые, в общем-то, сводятся к следующему.
Королеву разместили в доме, при котором имелся огромный сад, тянувшийся вдоль берега реки Соммы. Каждый вечер придворные прогуливались в нем; однажды, когда погода выдалась особенно тихой, королева, любившая подышать свежим воздухом на сон грядущий, вышла в сад. Она опиралась на руку герцога Бекингема, герцогиня де Шеврёз – на руку посла графа Холленда. Как следует пройдясь, королева присела отдохнуть, то же самое сделали все ее дамы. Затем она поднялась и, на повороте аллеи, где дамы несколько отстали от нее, герцог Бекингем, оказавшись наедине с нею и воспользовавшись темнотой, сделал попытку выразить переполнявшую его нежность, отчего та испустила крик, на который сбежались все присутствовавшие в саду. Первым примчался не выпускавший королеву из глаз конюший Пютанж с обнаженной шпагой и остановил герцога, который выглядел весьма смущенным. Бекингем тоже было схватился за шпагу, но Анна Австрийская потребовала, чтобы он немедленно удалился, если не хочет скомпрометировать ее.
Герцог повиновался и исчез в недрах сада. Среди подбежавших придворных немедленно пошли толки. Кое-кто говорил даже о зеленой изгороди, которая будто бы скрывала ушедшую вперед пару. Кое-кто говорил о Бекингеме, упавшем на колени, и некотором беспорядке в туалете королевы. Во всяком случае, этому человеку до сих пор удавалось добиваться всего, чего он хотел. Но внезапно он натолкнулся на непреодолимую преграду. До сих пор герцог заполучил все, что хотел, кроме любви королевы Франции – единственный трофей, достойный завоевания.
Королева же объяснила своим придворным свой крик тем, что Бекингем ушел, оставив ее в темноте, а она испугалась и невольно громко вскрикнула.
Анна Австрийская рассталась с Генриэттой-Марией через несколько дней после выезда из Амьена. Герцог поцеловал подол платья королевы, сидевшей на передке кареты. Внезапно он не смог удержаться и был вынужден спрятаться за занавесками своей кареты, чтобы скрыть льющиеся из его глаз слезы. Похоже, Анна не осталась равнодушной к проявлениям этих чувств. Бекингем отбыл, по буквальному выражению Ларошфуко, «страстно влюбленный в королеву и нежно любимый ею». Принцесса Конти, известная своим ядовитым язычком, несколько позднее высказалась, что гарантирует добродетель королевы только от пояса до туфель.
Герцог, сопровождавший принцессу Генриэтту-Марию, прибыл в Булонь в состоянии чрезвычайного возбуждения. Герцогиня де Шеврёз не захотела возвращаться в Париж, как того требовали ее обязанности гофмейстерины, а пожелала, чтобы муж взял ее с собой в Лондон. Тот, учитывая положение любимой супруги – она находилась на девятом месяце беременности, – пытался отговорить ее, но дама пустила в ход испытанное оружие слабых женщин, поток горьких слез, и супруг сдался. Не прошло и дня, как королева прислала к ней верного Лапорта с несколькими письмами, ответ на которые она ожидала получить незамедлительно. Анна Австрийская проявила столь великое нетерпение, что приказала губернатору Амьена, герцогу де Шольнэ, как сообщал в своих мемуарах Лапорт, «держать ворота города открытыми всю ночь», дабы ничто не могло воспрепятствовать гонцу.