Любовь по-французски. О чем умолчал Дюма

Только французские гугеноты во главе с де Субизом продолжали призывать Карла I и герцога Бекингема на спасение Ла-Рошели, где люди уже начали питаться крысами. Король выражал сочувствие, но отделывался общими фразами. Герцог же чувствовал, что на кону стоит его честь и репутация рыцаря без страха и упрека. Несомненно, он получал и воодушевлявшие его письма из Парижа и Нанси, где находилась в ссылке неугомонная мадам де Шеврёз.

Наконец, после некоторых колебаний, Бекингем решил вступить в новую кампанию. Невзирая на общее возмущение в стране, ему удалось сколотить какое-то подобие армии, собрать эскадру, сопровождавшую караван судов с провизией. Он выразил твердое намерение лично возглавить этот поход. Члены его семьи, опасаясь покушения, советовали ему носить кольчугу. Бекингем ответил:

– Сие есть смехотворная защита против людского гнева, я же не страшусь одинокого убийцы. Времена древних римлян прошли!

Тем не менее дурные предчувствия не покидали его. Накануне отъезда из столицы он отправился попрощаться с Лодом, епископом Лондонским, и сказал ему:

– Мне известно, что его величество король питает к вам большое доверие. Прошу вас побудить его величество проявить милость к моей бедной жене и детям.

На следующий день король отправился в Саутвик, расположенный возле Портсмута, а Бекингем выехал из столицы в сопровождении жены, брата, графа Энглси, и его супруги. В Портсмуте они разместились на Хай-стрит в особняке капитана-казначея порта Мейсона. 17 августа карета герцога направлялась в Саутвик, когда путь ей преградили три сотни моряков, требовавших выплаты жалованья. Один из них пригрозил вытащить фаворита из кареты. Герцог выскочил из экипажа, схватил его за шиворот и самолично дотащил до дома Мейсона, где посадил бунтовщика под арест. Толпа устрашилась, и лорд-адмирал смог продолжить свой путь. Но как только карета исчезла вдали, моряки осадили особняк и добились освобождения своего товарища. Через несколько дней военно-полевой суд приговорил заключенного к повешению. Герцогиня молила мужа о помиловании, он не стал спешить.

Утром 22 августа король в сопровождении нескольких сановников нанес фавориту визит. Они долгое время оставались вдвоем, а когда вышли, было видно, как оба взволнованы. Перед тем, как распрощаться, монарх и герцог бросились в объятия друг к другу и несколько минут не могли разомкнуть их. День закончился трагически. Моряки взбунтовались, требуя спасти приговоренного. Лорд-адмирал вскочил на коня и в сопровождении своих офицеров двинулся прямо на массу бунтовщиков, гоня их к своим кораблям. Два человека погибли, несколько были ранены.

После подобных вспышек любое милосердие привело бы к потере всякой дисциплины. Герцог лично сопроводил приговоренного к виселице и проследил за исполнением приговора. В сумерках он вернулся в особняк под крики и улюлюканье толпы, требовавшей его смерти.

Считается, что именно в этот вечер он написал последнее послание Анне Австрийской. Жена в очередной раз стала умолять Джорджа не отправляться в поход.

Кинжал отмщения

Утром 23 августа ему принесли письма, в которых сообщалось, что в Ла-Рошель якобы удалось перегнать стадо быков, что оказало жителям города большую помощь. Это оживило и воодушевило герцога, он приказал немедленно созвать военный совет и представителей Ла-Рошели. Он спустился на первый этаж в помещение, где имел обыкновение проводить совещания. Было около девяти утра. Ему подали завтрак, а присутствующие многочисленные англичане и французы принялись быстро, чрезвычайно шумно и увлеченно обсуждать текущие дела. Французы настаивали на немедленном отплытии, ставя под сомнение новость о быках – ведь не обладали же эти мирные жвачные крыльями, чтобы преодолеть осаду Ришелье! Герцог же явно пытался найти предлог, чтобы задержать отправление в поход, – то ли он осознавал полную неготовность, то ли его томили смутные предчувствия надвигавшейся беды. В конце концов, де Субизу удалось вырвать у него обещание не медлить с отплытием. В подобной сутолоке никто не обратил внимание на невзрачного мужчину в потрепанной, но опрятной, хоть и запыленной, одежде, затесавшегося среди присутствующих.

Закончив завтрак, Бекингем вышел из комнаты и направился по коридору к вестибюлю. Его остановил сэр Томас Фрайер, желавший показать ему какую-то карту. Мужчина был низкорослым, и герцогу пришлось наклониться к нему. Внезапно грудь его светлости пронзил кинжал. Трудно сказать, услышал ли он тихие слова, которые пробормотал убийца:

– Господь да сжалится над твоей душой!

– Мерзавец, он убил меня! – едва слышно пролепетал Бекингем. Он еще успел, шатаясь, сделать несколько шагов на уже негнущихся ногах и затем упал на руки окружавших его людей.

Правосудие свершилось столь быстро, что не все успели это осознать. Некоторые решили, что у герцога случился апоплексический удар. Другие сразу же увидели кровь и моментально поняли, что речь идет о покушении на жизнь его светлости. Кто же осмелился поднять руку на всесильного герцога? Наиболее сообразительные завопили во весь голос: