Меня било током от прикосновения обнажённой грудью к его горячей коже, от его нежных, но жадных поглаживаний везде и всюду, бёдра дрожали от слабости, а в животе скручивался целый шар для боулинга, только раскалённый градусов до ста.
В ванне, конечно, было неудобно, и мы переместились на пол, на очень толстый пушистый белоснежный коврик, что лежал возле ванны, безобразно его намочив.
Нет, это не было мягкое и нежное соитие, как его изображают в романтических фильмах — скорее уж страстный секс, зато полный возбуждения и удовольствия. Мне кажется, что именно о таком я и мечтала всю жизнь — чтобы меня вот так хотели: сильно, остро, до безумия…
Нам пришлось прерваться, так как из-за спонтанности никаких барьеров Никита не применял, поэтому я осталась голодна и то смущаясь, то смелея, в конце концов затащила шефа в спальню, где мы предались любви уже более основательно. Он без конца обнимал, целовал и шептал мне всякие нежности и, будучи горячим, но внимательным любовником, довёл меня до полнейшего удовлетворения. А потом ушёл в душ.
Я растянулась на огромной постели в фантастическом расслаблении и блаженстве. В окно было видно ярко-голубое небо, наполненное солнечным светом, в вышине летали птицы, насвистывая что-то такое жизнерадостное и позитивное. На мою душу опустилось столь полное умиротворение, что даже мысль о где-то гуляющей с маргиналом Авериным сестре не омрачала прекрасное настроение.
Я подползла к краю постели, чтобы взять с тумбочки стакан с водой, и вдруг мой взгляд упал вниз — туда, где между белым низом кровати и такого же цвета мохнатым ковром, на чёрном паркете, сиял уголок салфетки. Непорядок в такой идеально стильной спальне… Я подняла её и хотела даже сбегать до кухни — выбросить в мусорное ведро — но заметила, что на мятой бумажке что-то криво и косо накарябано шариковой ручкой.
Конечно, нельзя читать. Мало ли что личное там может быть. Не я ведь писала и не мне… Но глаз уже успел разобрать среди каракулей моё имя, и соблазн стал слишком велик…
Глава 26. Мужская солидарность
Никита
Войдя в комнату, я сразу понял, что случилось что-то непоправимое. Соня сидела неподвижно, глядя в одну точку, бледная, как салфетка, выпавшая из её рук на смятую голубую простынь. Девушка медленно подняла на меня взгляд увлажнённых глаз, полных вселенской скорби, и еле слышно, хрипло спросила:
— Ну как, проверил? Или ещё в процессе?
Слеза скатилась по её щеке и упала вниз на постель, и вместе с ней упало в пятки моё сердце. А потом пробило пол и проследовало далее до подвала. Как я там говорил? Только любимая женщина может заставить мужчину бояться? Так вот, я просто в ужасе.
— Соня, не верь, это просто глупые пьяные шутки! — только и смог вымолвить я. Бездарная, позорная, подлая ложь…
— Понятно… значит, вы ещё и праздновали, придумывая, как бы получше меня унизить…
Она пошевелилась, чтобы встать с постели, я бросился ей в ноги. Упал на колени, обнял всё ещё обнажённые бёдра, запричитал:
— Соня, прости меня! Это было глупо, мерзко, непростительно, но я правда, всем сердцем тебя люблю! Я просто не смогу без тебя жить… Соня, не уходи…
— Отпустите меня, пожалуйста, Никита Андреевич. Думаю, я уже достаточно дала вам… материала, чтобы сделать необходимые выводы. Вы ведь получили всё, что хотели? Секс и доказательства… моей алчности. Чего же вам ещё?
Она отчаянно дёргалась, пытаясь вырваться из моих объятий, но я не пускал.
— Глупости! Ты вовсе не алчная!
— Зачем же тогда переспала с боссом?
— Потому что я… нравлюсь тебе. Я сам, а не мои деньги. Я так надеюсь…
— Ах, значит, вы не уверены!
— Я уверен, Соня! Пожалуйста, дай мне всё объяснить.
— А я не глупая, сама уже поняла. Водитель с хорошими навыками на низкой зарплате, да? Ваш близкий друг? Напарник по… унизительным играм… Скучно вам стало компанией управлять, хочется ещё и театр устроить с живыми людьми вместо марионеток..?
Я вздохнул:
— Да, он был моим другом. Раньше. Мы поругались из-за тебя.
— Ну надо же, какая честь! — Соня вдруг царапнула меня ноготком по плечу, отбиваясь уже на полном серьёзе, и я понял, что дальше удерживать бессмысленно. Не заставлю же я её простить меня насильно, да и выглядело это всё некрасиво: она совсем голая, я — почти, в одном полотенце. Держу её мёртвой хваткой возле своей кровати — это уже на сексуальное насилие смахивает, несмотря на только что свершившийся многократный акт по полному взаимному согласию.
Я расцепил руки, но словесные атаки не прекратил:
— Соня, пожалуйста, хотя бы выслушай меня…
Она уже натянула платье и на мгновение замерла, с выражением тяжёлой скорби на лице:
— Я не хочу. Вас. Слушать. Прощайте. — И побежала в прихожую, прихватив по дороге брошенную в пылу любви сумочку.
— Ты ведь тоже спорила про меня! — крикнул я ей вслед, но в ответ получил лишь презрительное фырканье.
Вот засада, ну как я мог столь феерично облажаться?!