Любовь по завещанию

В гробовой тишине комнаты стук моих каблуков прозвучал очень громко, но я постаралась не обращать на это внимания. Его взгляд прожигал спину, заставляя кожу пульсировать. Марк смотрел на меня. Я это чувствовала. Знала.

Остановившись в проходе между коридором и столовой, крепко зажмурила глаза и произнесла:

— Ты опоздал, Марк… Если бы ты вернулся три года назад, возможно, всё было бы иначе. Но, — короткая пауза, — сейчас уже поздно. Тебе, наверное, уже сказали, что я вышла замуж. Мне бы не хотелось, чтобы из-за тебя пострадали мои отношения с мужем, — вру. Нагло, не краснея. Но так будет правильнее всего. Всё закончилось. Закончилось в то самое утро, когда он уехал, не сказав ни слова. Жаль, что мне потребовалось так много времени на осознание такой простой истины. Теперь, надо, чтобы это понял и он. — Уходи, пожалуйста. Если в тебе сохранилось хоть что-то от того Марка, которого я знала, просто уезжай. Я и так держусь из последних сил.

Глава 23

Сара

Не знаю как у меня хватило сил сказать всё это Марку, но я всё же сделала это. Несмотря на ту боль и одиночество, что сейчас так сильно мучили сердце, я должна была оставить его в прошлом. За те три года, пока я пыталась научиться жить без него, многое изменилось. Изменилась я сама. Нет больше той наивной, доверчивой девочки, которая видела в людях только то, что хотела. Прежняя Сара жила лишь мечтами. Она любила и хотела быть любимой, но… Её оставили.

Он бросил меня через несколько дней после нашей помолвки. Исчез, не сказав ни слова. Передал через мою маму кольцо, которое я надела ему на палец и покинул страну. Наверное, вернись он тогда, я бы обязательно его простила. Потому что когда любишь человека, не можешь существовать без него, не хочешь жить вдали от него. Марк заставил меня научиться этому. Сделал всё возможное, чтобы я привыкла быть одна. Я перестала мечтать в то самое утро, когда поняла, что он уже не вернётся. Сказка закончилась, так и не успев начаться. Так, пусть всё останется как прежде. Потому что я больше не хочу ни во что верить.

Отбросив прочь неуместные воспоминания, вернулась в гостиную. Несколько пар глаз, тут же, просканировали меня с ног до головы, заставив почувствовать себя неуверенно, не на своём месте. Тётя Нарине, которая всегда отличалась особой «любовью» к моей персоне, недовольно нахмурилась и демонстративно отвернулась в сторону, давая понять, что я для неё — пустое место. Вполне возможно, в детстве, такое отношение могло ранить меня, нанести непоправимый удар по самооценке, но не сейчас. На данный момент времени мне было абсолютно всё равно на её мнение. Единственное, о чём я могла и хотела думать — это мама, которая как никогда раньше нуждалась во мне.

Она сидела на большом диване, напротив электрического камина, и выглядела сломленной и одинокой. Той прекрасной, жизнерадостной и уверенной в себе Софии будто никогда и не было. На её месте оказалась слабая, беззащитная женщина с огромной дырой в груди, где когда-то билось сердце.

Даже на расстоянии я чувствовала, как слабо в ней пульсировала жизнь. В миндалевидных глазах плескались слёзы, веки припухли и покраснели. Она нуждалась в сильном плече рядом. Ей требовалась поддержка, которую никто вокруг так и смог ей дать. Женщины только тихонько плакали, а мужчины скупо выражали слова сочувствия и спешно отворачивались, чтобы не показать своих слёз. Никто из них не понимал, что делает только хуже. Они своими действиями ковыряли открытую рану, добавляя туда всё новые и новые инфекции, заставляя маму мучиться в агонии.

Подошла к ней, опустилась на колени и крепко обняла за хрупкие плечи. На миг она замерла, будто в нерешительности, сжалась, не зная как реагировать. Раньше у нас не было принято обниматься. Мы обе прекрасно понимали, что не сможем стать настоящими матерью и дочерью, коими так старательно притворялись на протяжении восемнадцати лет. С того самого дня, когда папа привёл меня, пятилетнего ребёнка, домой, к своей семье.

И снова я делала первый шаг. Что бы там ни было, какие бы стены между нами не стояли, София являлась единственной мамой, которую я знала. Своей истинной родительницы я не помнила, да и не хотела вспоминать. Зачем бередить былое, если ничто уже не изменить? Тем более, мысли о той, другой матери, всегда отзывались во мне только страхом и горечью. Та жизнь, что была у меня до Авагимянов, так и оставалась скрыта под густой, тёмной завесой. Папа обещал рассказать мне о ней, когда я буду к этому готова. Он не хотел ранить меня правдой, боялся, что я не переживу такого удара… И унёс это всё с собой. Я уже никогда не узнаю, кем являюсь на самом деле…

Слёзы катились по лицу Софии, капая мне на рубашку и оставляя мокрые разводы. Короткие, всегда уложенные волосы, сейчас растрепались и были накрыты чёрным платком.