Любовь под боевым огнем

– Поверьте, что они не проспят удобную минуту подставить ножку России, – отвечал офицер, готовившийся в академию. – Они охотно подкупят и натравят против нас всю азиатскую сволочь. Недаром и наш посланник телеграфирует: «Пребывайте на почве трактатов и будьте осторожны».

Вообще не было вопроса, который не разрешался бы здесь быстро и решительно.

– Интересно узнать, кого предпочитает Михаил Дмитриевич, Мольтке или Наполеона?

– Наполеона! – решил общий голос. – Он только и берет с собой в походы приказы Наполеона и сочинения Хомякова.

Явились даже и статские мнения.

– Мы, русские, деремся тогда только, когда нам тошно становится, и если бы нашелся гений вечного мира, мы охотно сдали бы наши знамена на хранение в исторические музеи.

Но офицер, готовившийся к поступлению в академию, не мог оставить эту ересь без ученого опровержения.

– Мольтке не то говорит! По его кодексу, вечный мир есть не более как глупая мечта, а война, наоборот, есть часть Богом установленного порядка. Мольтке прямо указывает, что война развивает благороднейшие качества человека: мужество, преданность, братство…

– И наклонность к приобретению, – вставил от себя Зубатиков. – Немцы повытаскали из Версаля не одни предметы художества, но и всю ценную мебель.

– Господа, – провозгласил наконец капитан компанейского парохода, – помните, что через два часа я снимаюсь с якоря, и едущим в Чекишляр не мешает теперь же идти на пристань.

XIX

Чекишляр много повредил авторитету Мольтке, так как вся столовая, забыв великого стратега, засуетилась и занялась расчетами с прислугой за съеденное и выпитое. Прежде, однако, чем чекишлярцы отправились на пристань, в дверях столовой показалась мощная фигура туркмена, обратившая на себя общее внимание. Переводчик познакомил с ним все общество одной общей рекомендациею:

– Тыкма-бай, гость генерала Петрусевича, который просит принять его в свою компанию. Он знает немного по-русски.

Предупреждение это было сделано вовремя, так как коньяк с кофе могли предательски выдвинуть вопрос: как попала сюда эта разбойничья морда?

– Не желает ли Тыкма-бай молока русской кобылицы? – спросил кто-то, достаточно уже изведавший вкус этого молока.

– Я водки не пью, – ответил по-русски Тыкма-бай, – но за стакан воды был бы благодарен.

Русский ответ степняка поднял в обществе бурю восхищений. Послышались приказания:

– Зельтерской воды, лимонаду, айрану!

Тыкма-бай, тронутый этим вниманием, благодарил по правилам степного этикета – приложением руки к сердцу. Вскоре он сделался жертвой офицера, готовившегося в академию, которому трудно было удержаться от ученого допроса.

– Почему население Туркмении делится на такое множество племен: иомуды, гокланы, сарыки, солоры, чодоры, джафарбаи, теке?

– Я не ученый человек, – отвечал скромно Тыкма-бай, – если же у нас так много народа, то значит, мы ничего не делаем неугодного Богу.

– Правда ли, что иомуды самое мирное племя в Туркмении?

– Да, если его не обижают.

– А скажите на милость, кому принадлежит остров Целекен? – вставил свой вопрос господин с классическим носом.

– До сегодняшнего дня он принадлежит иомудам, – отвечал Тыкма-бай, – а завтра, как Бог укажет.

– Не продадите ли этот остров?

– Нет, Тыкма-бай, вы не продавайте ваш остров, – послышались дружеские советы. – Он будет иметь громадную цену. В нем миллионы пудов нефти.

– А какое из туркменских племен самое храброе, солоры или теке? – допытывал офицер, готовившийся в академию.

– Мне трудно ответить на этот вопрос, потому что люди считают иногда трусость врага за собственную храбрость.

– Почему ваши племена враждуют между собою?

– Каждый желает быть хозяином своей кибитки.

– У вас нет ни хана, ни эмира?

– У нас в каждой кибитке свой эмир.

– А уездного начальника вы очень боитесь?

– И уездный начальник может быть хорошим человеком.

– Тыкма, не хочешь ли поступить ко мне в джигиты? – спросил один из богатых фазанов-недоумков, прибывших с берегов Невы.

– Я не смею перевести ваше предложение, – заметил переводчик. – Генерал очень оскорбится, когда узнает, что мы относимся презрительно к его гостю.

– Да разве мое предложение оскорбительно?

– Вы говорите с человеком, по одному знаку которого сорок тысяч кибиток могут переброситься на сторону наших врагов.

Впрочем, Тыкма-бай, очевидно, уловил эту необдуманно брошенную фразу, так как его высокий лоб мгновенно покрылся морщинами, а в руках сломалась вилка.

– Скажите, Тыкма-бай, – возобновил свое истязание офицер, готовившийся в академию, – много ли пушек у теке? Вы иомуд, вам нечего перед нами скрываться.

– Я человек не ученый, – повторил Тыкма-бай, – и знаю счет только до пятидесяти.

– Следовательно, у них пятьдесят пушек?

– Откуда им взять такую силу? – усомнился батарейный командир.

– А Армстронга и Англию забыли?

– Армстронг требует за свой товар чистенькие денежки, а у них все капиталы в верблюжьих горбах.

– А все-таки я посадил бы эту бритую башку на время экспедиции в трюм какой-нибудь баржи, – надумал объявить приневский фазан под наитием третьего стакана кофе с коньяком.