Любовь под напряжением

Злобинец покраснела.

– Не обижайся, Лер, но ты обычно не ставишь чужие интересы выше своих. А тут тебе пришлось трястись после пар на окраину…

– Угу, – отозвалась я, наблюдая, как небольшая стрекоза на секунду села на Валины кудряшки, а затем снова вспорхнула в небо.

– Только не обижайся! – виноватым голосом повторила Зло.

– Разве на правду обижаются? – улыбнулась я, выглядывая обратный автобус, который довез бы меня до метро.

Валя это тут же заметила.

– Ты сразу домой? – спросила она. – Обиделась все-таки?

– Нет, Валь, я не обиделась! Просто на завтра еще столько всего делать к семинару…

– Хочешь, вместе сделаем? – предложила Зло. – Пойдем-пойдем! Я сегодня с работы пирожные умыкнула… В счет аванса!

Подруга потянула меня за руку, и мы неспешно побрели по пыльной разбитой дороге к ее дому.

Снова расположились у широкого окна с видом на лес и зеленый пруд. Вечерние лучи падали на письменный стол, тетради, наши руки…

– Останешься у меня ночевать? – спросила вдруг Валя, когда мы уже дописывали последнее задание. Солнце скрылось за лесом, из открытого окна подул легкий ветерок.

Я прикинула, когда сегодня вернется мама. Слышала, как она по телефону жаловалась тете Томе, что на работе дурдом. Поменялось начальство, грядет проверка, а маме нужно в срочном порядке сдать квартальные отчеты. В последние дни родительница приходила домой поздно. Я в это время уже, запершись в своей комнате, готовилась ко сну.

– Лер, мне так грустно! – не получив от меня ответ, продолжила Зло. – Даже на работе не с кем поболтать, Вероничка теперь все время на больничном…

– Хочешь снова жить с соседями?

– Нет! Уж лучше лягушки под окном!

– А по отцу скучаешь?

– Боже упаси! – снова замотала головой Злобинец. – Да и какой он мне отец? Разве что биологический…

– Давно к нему не заходила? – спросила я, убирая в сумку тетрадь, пенал, телефон…

– Да надо бы… – неуверенно проговорила Валюша, наблюдая, как я собираюсь. – Все-таки уходишь?

– Извини, Валь, не могу остаться, – проговорила я. – С мамой сейчас совсем не хочется ссориться, у нее такой сложный период в жизни, аврал на работе!

Проговорив это, я замолчала. Злобинец удивленно посмотрела на меня.

– Что это с ней? – подумала Валя.

«Что это со мной?» – задалась вопросом и я. Домой тороплюсь. К маме. Совсем с ума сошла!

– Короче, завтра в универе увидимся! – засуетилась я. – Можешь не провожать, еще светло! Сама до остановки добегу…

В пустом вагоне села в дальний угол. Мысли заскользили плавно, словно по реке. Ванины поцелуи, одиночество Злобинец… Я ведь так и не рассказала ей о разговоре с Рэдом. Даже не знаю, для чего пока приберегла эту информацию. Хотелось не ошибиться, сделать Валю счастливой…

Но чаще всего я почему-то возвращалась мыслями к Ядвиге. Вспоминала, как она потерянным взглядом гипнотизировала кружку, размешивая сахар в чае; как испугалась, завидев у меня в руках то самое любимое суфле. И как дрожал ее подбородок, когда она рассказывала о дочери. Громко стучали колеса бегущего по рельсам вагона. Поезд резко тормозил, потом, вновь набирая ход, время от времени протяжно свистел… У меня же в голове вертелась лишь одна фраза: «Не держите в себе обиды».

На телефон пришло сообщение от мамы: «Ты приедешь сегодня?»

«Уже еду!» – ответила я. Устало вытянув ноги в проход, достала из сумки наушники, включила музыку и закрыла глаза. Грохочущий поезд вез меня в новую жизнь, которую я решила начать с сегодняшнего вечера.

Глава одиннадцатая

– А это Лера позапрошлым летом у отца… Он брал ее на сплав по горной реке. Волосы мокрые, лицо недовольное… Рассказала мне только спустя год, что в одной с ней экспедиции был мальчишка, который в Леру без памяти влюбился… А ему всего тринадцать. Шутка ли? Наша Лера на такого молодого-зеленого даже не посмотрела… А он оскорбился. И перевернул лодку, в которой Лера была. Опрокинул в холодную реку! А еще дочь рассказывала, как ей этот же мальчишка ужей в палатку подкладывал. Пришлось отцу серьезно с отвергнутым «женихом» поговорить. С того лета в этом альбоме много фотографий… И на всех – моя Лера.

* * *

На нашей площадке снова перегорела лампочка. Пришлось освещать замочную скважину фонариком на телефоне. Долго ковыряла ключом в надежде, что мама услышит шорох и сама мне откроет. Но тщетно. Может, она еще не пришла? На улице уже стемнело. В последние три дня мама в это время обычно домой и возвращалась… Вполне возможно, что сегодня тоже задержалась. А эсэмэс тогда откуда мне писала? С работы?

Справившись с замком, я вошла в квартиру. Свет нигде не горел, только из зала доносились приглушенные голоса. Я разулась и прошла в комнату. По телевизору показывали вечерний выпуск новостей. Мама спала в кресле в обнимку с какими-то бумагами.

«Детеныши кошачьего лемура родились в московском зоопарке…» – довольным голосом вещал диктор.

Вероятно, мама засела за бумаги, еще когда на улице было светло. Теперь же в комнате только мерцал экран телевизора. Незажженный торшер у кресла и цветок в кадке отбрасывали тени. Листья напоминали паучьи лапы, замершие на стене.