Любовь с алкоголем

Она сняла норку и бросила на соседний, пустой, полукруг дивана. Вильяму нравилась эта ее блузка. Она будто вторая кожа вторила движениям чуть приподнимающейся от дыхания груди. Девушка делала большие круглые взмахи — янтарное шампанское ткани лилось вниз по руке, — убирая со лба волосы. Она выпила одну за другой две маленькие чашечки сакэ.

— Каким образом ты там оказался, Даглас?

Он не знал еще, нравится ли ему ее манера называть его по фамилии. Но ему было куда лучше здесь, с ней вдвоем.

— Я слежу за всевозможными русскими мероприятиями в городе… А что, ты тоже там была…

— Ох, это моя болезнь, если хочешь. Каждый раз я надеюсь, что будет что-то новое, другое… Глупо. На здоровье! — Она приподняла высокий стакан с пивом. — Откуда ты знаешь русский?

Маленькая японка принесла им дощечку с сашими.

— Я могу сказать, что русский для меня тоже что-то вроде ахиллесовой пяты. Мой отец родился в России.

Смешивая горчицу с соевым соусом и облизывая палочки, югославская девушка поглядывала на Вильяма. «Он вполне может быть славянином — со своими широкими скулами, с широко расставленными глазами…» Он был светлым, и темно-зеленый свитер с чуть преувеличенными плечами очень шел ему, подчеркивая зелень глаз. Славица улыбалась, приподняв левую бровь — «Одето ли у него что-нибудь под свитером?» Две острые косточки ключиц виднелись над воротом. Она откинулась на спинку дивана, все так же играя палочками. У нее был странный маникюр — длинные ногти были покрашены перламутрово-синим лаком только посередине.

— Ты родился в Америке?.. Зачем тебе быть русским? В России все не хотят быть русскими или мечтают о родственнике за границей. Русский эмигрант, русский язык… на котором нечего читать в современной литературе. А классиков ты наверняка читал по-английски. А?

Вильям сделал вид, что не заметил ее насмешливости.

— Говорить по-русски для меня вроде долга перед отцом. Ну и вроде последней связи с ним. Он сам стопроцентный американец, но никогда не забывает свои корни и очень сентиментален по этому поводу. И… так как моя мать с ним развелась, чего я никогда не одобрял, я поддерживаю его присутствие тем, что говорю по-русски. Ух, длинная речь…

— Ничего. Но твоя мать… она, должно быть, не очень довольна?

— Она недовольна… она нервная. Она сама никогда не одобряла свой развод… Хотя ее муж, мой отчим, классный мужчина. И женаты они уже десять лет. Развод с моим отцом был ее великим шахом — как принято говорить в семье.

Славица курила. Вильям не очень любил курящих.

Вообще, он заметил, что почти все, что она делала, он не любит в людях — громкий смех, то, что она много пьет… Но он либо не обращал внимания, либо его это не злило в ней. Она как-то все делала по-своему. Он мог даже сказать, что ему нравится. Он слегка запутался.

— Ты замужем, Маша-Слава?

— Была. Три раза! Откуда твой отец из России?

— Родился в Москве, а в 31 году, по счастливой случайности, когда ему было всего пять лет, его родителям удалось уехать. Сначала в Европу, потом сюда, в Штаты. Они долго жили на восточном побережье. Но я-то родился уже здесь, в эЛ.Эй.

— Наверняка ты в детстве ходил в русскую церковь на Аргайл. Да?

Вильям кивнул. Японка принесла им еще сакэ. Славица встала и пошла к туалету. Вильям посмотрел на нее сзади и будто только сейчас увидел ее полностью. Так он все время смотрел на ее верхний торс. Она была в узкой юбке, на высоких каблуках. Он взглянул на сидение — не оставила ли она чего-то, будто ей чего-то не хватало. Но нет, неотъемлемого женского атрибута, сумочки, у нее не было.

К туалету вели три ступеньки. Когда девушка поднималась по ним, ее бедра сделали зигзагообразное движение. Вильям подумал, что именно это хотел увидеть — ее бедра, грушеобразные ягодицы, делающие зигзаг. Вправо, влево, вправо… Она скрылась за дверью. Он почему-то подумал о Вуди Алене. У того в фильме подросток наблюдал бы за большим задом женщины — зигзаг! — и это было бы объяснением, по Фрейду, его тяги к женщинам-мамам во взрослом возрасте. Вильям отмахнулся от сравнения. Она не была с большим задом, он терпеть не мог Вуди Алена. И вообще он хотел делать с ней love… Он выпил пива и подумал, что хотел бы выебать ее.

Когда она вернулась, на столе стояло главное их блюдо. Деревянный кораблик, наполненный рыбой, украшенный декоративно нарезанным огурцом, нежно-розовым женьшенем. Октопус — спасательный круг — был резиновым не только на вид. Она села — не на свое место, а рядом, близко к Вильяму. Он почувствовал ее плотное бедро, прижимающееся к его. «Зигзаг! — мелькнуло у него в голове. — Какого черта люди не могут делать то, что им на самом деле хочется…»

— Даглас, ты стал красный, как тунец! Тебе не жарко в свитере? Сними его.

— У меня ничего нет под ним. Моя дорогая мама мне подарила. Е-е, имеется в виду, что я должен был его сразу же надеть. Мама, мама…

— Очень красивый свитер. И тебе идет. Твоя «дорогая мама» тебя, видимо, очень хорошо знает, раз дарит такие подходящие подарки.

— Лучше бы она не знала. Давай есть.