Усадьба Никлогорского почти ничем не отличалась от прочих, разве что попасть в нее было не так легко, как в остальные дома. Обнесенная по периметру высоким забором, скрытая от взглядов посторонних высокими тополями, которые Михаил Андреевич каждое лето грозился вырубить из-за обильного пуха, застилавшего землю белым покрывалом, с охраняемыми железными воротами, она не казалась уютной. Более того, у любого, кто проходил или проезжал мимо, душа уходила в пятки — из-за холодных, пытливых взглядов охранников поместья. Еще больший страх у людей вызывали ротвейлеры — те со свирепым любопытством разглядывали случайных прохожих. Суровый дух отчуждения буквально витал в воздухе, но главным его сосредоточением был дом, такой же строгий и серьезный, как и его хозяин.
Никлогорский сидел за обеденным столом и недовольно поглядывал на часы. Первым в столовой появился Марат, его секретарь, доверенное лицо, а главное — племянник, которым хозяин неимоверно гордился. Однако сейчас Михаил Андреевич был недоволен опозданием Марата, потому что он патологически не любил тех, кто является не вовремя. И пусть опоздание было незначительным, всего на несколько минут, но осадок в его душе оставался.
— Где Стас?
Голос Михаила Андреевича был спокойным, но по выражению его лица Марат понял, что старик сильно зол.
— Он не ночевал в поместье, — ответил он.
— Понятно. А ты был очень занят, раз так задержался?
— Минута сорок секунд — это еще не опоздание, — сказал Марат и отвел взгляд в сторону. — Тем более к завтраку.
— Особенно — к завтраку! — резко прозвучал голос Михаила Андреевича, который был известным педантом во всем.
Сколько Марат себя помнил, завтраки, обеды и ужины всегда проходили в одно и то же время, вещи клались только на положенные места. Все учитывалось, подсчитывалось, имело свое название и порядок. Подобная сверхорганизованность уже надоела ему и другим, однако высказываться вслух никто (и сам Марат) не желал, главным образом потому, что лишнее сотрясание воздуха ни к чему не привело бы. Оставалось одно — иногда нарушать правила, установленные стариком, конечно, если они не имели отношения к работе и личной безопасности людей, проживающих в этом доме.
— Михаил Андреевич, вам еще не надоело устраивать мне нагоняи за такие мелочи?
— Из мелочей состоит весь порядок жизни, — заметил Никлогорский и грозно пошевелил белыми кустистыми бровями. — Мелочи играют настолько важную роль в этом мире, что ты даже представить себе не можешь! Порою из-за этих самых мелочей ломается дело всей жизни, а все потому, что им, мелочам, не уделяли должного внимания. И, только взяв под контроль каждую минуту, человек может более или менее гарантировать полноту и плодотворность проделанной им работы. Это я намекаю на то, что тебе следует перевести стрелки своих часов на пять минут вперед, чтобы всегда являться вовремя и не злить меня.
Марат отвернулся, быстро взял со стола салфетку и прикрыл ею рот, растянувшийся в несвоевременной улыбке.
— Приступим, — Михаил Андреевич взялся за приборы.
После завтрака они перешли в гостиную. Михаил Андреевич читал газету, сидя в кресле у камина, Марат устроился напротив него и забавлялся, пуская в потолок кольца сигаретного дыма. В комнату вошел Борис. Высоченный, мощный, с плавно переходившим в плечи затылком, он молча обвел взглядом членов отдыхавшего семейства и хотел было тихо удалиться, посчитав, что в его присутствии здесь нет особой необходимости.
— Борис, — остановил своего помощника Михаил Андреевич, — в котором часу вчера уехал Стас?
— В семь.
— Один?
Борис часто заморгал.
— Да-а, — протянул он.
Марат обреченно покачал головой. От Бориса, которого между собою все называли Груда Интеллекта, вряд ли можно было добиться более развернутого ответа.
— Так он меня с собой не позвал, — оправдался Борис. — Сказал, что у него срочные дела в городе и что в сопровождении он не нуждается.
Сейчас Боря сказал все слова, которые знал, значит, несколько следующих дней он будет молчать как рыба.
— Мне его найти? — снова подал голос Боря, и это окончательно развеселило Марата, посчитавшего, что у помощника Михаила Андреевича начался словесный понос.
— Не стоит.
— Ну, как хотите. А то, если понадобится, я съезжу в город. И… это… привезу его.
— Иди проверь охрану. — Михаил Андреевич бросил укоризненный взгляд на давившегося от смеха Марата и добавил: — Через двадцать минут, Боря, жду тебя в саду. Поможешь мне с розами. И Гаврилу позови.
Борис кивнул и вышел.
— Интересно, — пробормотал Михаил Андреевич. — Какие дела могут быть у этого бездельника?
— Не знаю, — ответил Марат, затянувшись сигаретой.
— Утаиваешь или тебе не известно?
— О чем вы? Я вас не понимаю.