Любовь, сексуальность и матриархат: о гендере

Еще один фактор, который мешает нам любить жизнь, – наша растущая и ненасытная жажда обладания вещами. Верно, что вещи могут и должны приносить человеку пользу; но если они становятся целями, а не остаются средствами, то начинают высасывать из человека интерес и любовь к жизни и превращают его в придаток машины, тоже в вещь. Вещи способны добиваться множества разных результатов, но они не могут любить – ни человека, ни жизнь. Нам настолько промыли мозги как потребителям, что мы начали верить, будто на свете почти не существует полного наслаждения, не требующего что-либо покупать. Мы утратили знание, которое было довольно широко распространено всего несколько поколений назад: самые изысканные удовольствия жизни не требуют технических приспособлений. Зато они требуют умения находиться в покое, «отпускать», сосредотачиваться.

Полеты на Луну, которые будоражат воображение миллионов, большинству кажутся более чудесным переживанием, чем возможность без остатка отдаться созерцанию человека, цветка, реки или себя самих. Конечно, путешествие на Луну требует ума, упорства, храбрости, дерзновения, но не любви. Полет на Луну – лишь символ жизни в окружении механических устройств, восхищения и использования. Этот мир рукотворных вещей и их применения – наша гордость и наша опасность. Чем более важным становится «вещный» аспект мира, чем больше нас интересует обращение с этими вещами, тем меньше мы ощущаем качество жизни и тем меньше способны любить жизнь. Более того, есть основания подозревать, что технические чудеса, способные уничтожить все живое, притягивают нас больше, чем сама жизнь. Быть может, жители промышленно развитого мира не могут добиться эффективного ядерного разоружения именно потому, что жизнь потеряла большую часть своей привлекательности и предметом нашего восхищения стали вещи?

Еще одним препятствием для любви к жизни является непрестанно растущая бюрократизация деятельности. Можете выбрать для этого явления более дружелюбное название: «командная работа», «групповой дух» – или что-то еще по своему вкусу. Суть вопроса, однако, заключается в том, что в погоне за максимальной экономической эффективностью мы обрезаем каждого индивидуума до надлежащего размера, который позволяет ему стать членом группы – эффективным, дисциплинированным, но чуждым самому себе, не до конца живым, а потому парализованным и неспособным любить жизнь.

Но что мы можем сделать, вполне возможно, спросите вы сейчас, чтобы все это изменить? Обязательно ли отказываться от системы массового производства, от наших технических достижений, чтобы снова полюбить жизнь? Я так не думаю. Необходимо осознавать опасность, поставить материальные вещи на положенное им место, перестать превращать себя в вещи и в устройства для пользования вещами. Если вместо того, чтобы использовать, мы будем любить все живое, то даже вещь, стакан, к примеру, может ожить, когда мы применим к ней животворящий подход, как делает художник. Тогда мы поймем, что если достаточно долго смотреть на кого-то или что-то, то они заговорят с вами. Но нужно смотреть по-настоящему, не думая о том, чтобы извлечь какую-то пользу, и уметь оставаться в состоянии истинного покоя. Если вы считаете необходимым описывать свои чувства восторженными фразами вроде: «Ну разве не божественно?» или «Умираю от желания еще раз это увидеть!», то ваши чувства едва ли многого стоят; если вы научитесь смотреть на дерево так, что покажется, будто оно смотрит на вас в ответ, вам, пожалуй, ничего не захочется говорить.

На любовь к жизни нельзя выписать рецепт, но ей во многом можно научиться. Если вы способны отринуть иллюзии, увидеть окружающих и себя такими, какие они – и вы – есть, если вы научились останавливаться, а не все время «к чему-то двигаться», если можете ухватить разницу между жизнью и вещами, между счастьем и трепетом возбуждения, между средствами и целями, а главное – между любовью и силой, значит, вы сделали первые шаги на пути любви к жизни. Сделав эти первые шаги, задайте себе тот же вопрос снова. Вы найдете важные ответы во множестве книг, но более всего – в себе.

Есть тема, которой не следует избегать: возможно, вы боитесь, что чем больше человек любит жизнь, тем сильнее он страдает от зрелища ежечасных покушений на истину, красоту, целостность и саму жизнь. Да, это и вправду так, особенно в наши дни. Но, спасаясь от боли безразличием к жизни, вы только сделаете себе больнее. Любой человек, страдающий тяжелой депрессией, скажет вам, что грусть была бы для него отдохновением от пытки полного бесчувствия. Быть счастливым – не самое главное в жизни, главное – быть живым. Страдание – не самое страшное в жизни, страшнее всего равнодушие.

Последнее замечание: когда мы страдаем, то, возможно, пытаемся устранить причину страданий. Но когда мы ничего не чувствуем, эта нечувствительность парализует. До сей поры в истории человечества страдания всегда были повитухой перемен. Неужели безразличие впервые лишит человека возможности изменить свою судьбу?

Библиография