Любовь, только любовь

Пир начался около полудня. Торжественная месса закончилась поздно, и все испытывали голод и жажду. Катрин с Одеттой заняли свои места за столом, во главе которого сидела Жакетт. Одетая в великолепное платье из темно-красного атласа, подбитого мехом серой белки, которое ей подарила дочь, она сияла от счастья. За другим столом Матье, в костюме из красно — коричневого бархата с черным лисьим мехом, со съехавшим на одно ухо капюшоном, подбадривал пьющих, которые вовсе в этом и не нуждались. Под влиянием превосходного вина весело звучали речи, расцвеченные шутками и остротами. Время от времени раздавался куплет какой-либо старинной песни. Царила атмосфера невинного, добродушного веселья, к которому 11 Катрин присоединилась от всего сердца. Было приятное чувство довольства собой, своей молодостью и красотой, о которой красноречиво говорили взгляды некоторых из присутствующих молодых людей.

Вдруг, как раз когда поварята, четверо в ряд, внесли молочных золотистых поросят с блестящей, в трещинках кожей, у двери раздался оглушительный рев. Несколько, по-видимому, опоздавших, мужчин пытались всем скопом ввалиться в комнату. Сквозь поток ругательств, выкрикиваемых во всю мощь легких, был слышен высокий, яростно протестующий голос.

— Что это такое? — вскричал Матье, стуча кулаком по столу. — Эй, там! Перестаньте скандалить! Здесь всем хватит места.

С оглушительным шумом, как будто открыли бутылку шампанского, компания ворвалась в комнату. Катрин изумленно смотрела, как они тащат за собой брыкающегося и дергающегося человека, который поразительно походил на огромную тыкву на коротких ножках. Единственное отличие состояло в том, что эта тыква выкрикивала что-то на чужом языке.

— Посмотрите, что мы нашли у дороги, мэтр Матье! — кричал один из рабочих виноградников, огромного роста плут с лицом цвета винного осадка. Детина протянул руку, без видимого усилия поднял человека и посадил его на стол, как раз напротив Матье. Затем он схватился за тюрбан, который соскользнул вниз и поэтому закрывал лицо и шею человека, и сдернул его. Показалась белая бородка и маленькие, как у хорька, глазки Абу-аль-Хайра, доктора из Кордовы. Борода была, как всегда, белой, в то время как глаза покраснели от ярости удушья.

— Вы когда-нибудь видели такую уродливую обезьяну? — вскричал рабочий с грубым смехом. — Я встретил его, когда шел по дороге. С ним были два наглеца, оба черные как сатана, и все трое преспокойно восседали на мулах. Я подумал, вы захотите взглянуть на этих уродов, прежде чем мы сбросим их в реку. Не часто выпадает случай хорошенько посмеяться!

— Да это мой друг из гостиницы «Карл Великий»! — воскликнул Матье, который сразу же узнал врача-мавра. — Это великий Абу-аль-Хайр, собственной персоной! Дурак! И что же, ты собираешься бросить моего друга в реку? Ты подумал, что делаешь, во имя всего святого! Ты вообще думаешь, что делаешь?

Он поспешил помочь Абу-аль-Хайру слезть со стола и нашел для него стул и стакан вина, который маленький доктор от сильного возбуждения осушил одним залпом. Ему понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя после тревожных переживаний, но постепенно краски вернулись на его лицо. Он не скрывал своего удовольствия и облегчения от встречи с Матье.

— Я думал, что пришел мой последний час, мой друг. Слава Аллаху, что я попал в ваши руки! И если еще не слишком поздно спасти моих слуг. То нужно остановить тех, кто хочет бросить их в реку.

По приказу Матье виновника случившегося, слегка смущенного столь быстрым поворотом событий, выпроводили за дверь, а маленький доктор привел в порядок свои одежды и заново намотал тюрбан. В этом ему помогала Жакетт, которая была поражена разнообразием знакомств своего брата. К этому моменту острый глаз Абу-аль-Хайра остановился на Катрин, которая стояла немного поодаль, не осмеливаясь подойти ближе. Внезапное появление доктора из Кордовы заставило сильно забиться ее сердце. Гарэн говорил, что араб близок к Арно де Монсальви. Несомненно, он мог бы многое рассказать ей о человеке, который занимал ее сердце и ум.

Возбуждение за столом, вызванное удивительным появлением маленького доктора, постепенно затихло. Устроившись на стуле поверх груды подушек, с оловянным кувшином и кубком, Абу-аль-Хайр вновь пришел в хорошее настроение. Его взгляд, до того устремленный на Катрин с почти неприличной настойчивостью, снова вернулся к столу и огромным блюдам, которые Матье поспешил поставить перед ним.

Но едва Матье собрался приступить к жареным поросятам, как застыл на месте, с занесенными над блюдами ножом и вилкой, так как Абу-аль-Хайр с диким криком вскочил на ноги, оттолкнул стул, который упал на пол с оглушительным грохотом, и со всех ног бросился бежать.

— Полно, полно же! — воскликнул Матье. — Что с ним на этот раз? Не покидайте нас, друг мой! Ну, давайте прикончим вместе этого поросенка. Чего вы испугались?