«Я устала и т. д… Хотела бы отдохнуть месяц, прежде чем снова отправиться в турне по Австрии. Не думаете ли Вы, что лучше всего было бы подышать свежим воздухом в спокойной поездке по морю, потому что я хорошо переношу море. Мне нужно солнце, тепло – разве не прекрасная идея – поехать в Каир на двадцать дней и провести восемь – десять дней на море? И т. д. и т. д.». —
Это в случае необходимости показать [предписание от врача] другим. […]
[P.S.] Нельзя побывать в Венеции, не получив ни слова от старушки[486]
. Я пойду к ней сегодня вечером и уеду оттуда в Бриндизи в 10.35.[14.2.1892; Лечче – Вена. Письмо с корабля.]
Твоя дочь должна остаться еще на год в Германии, чтобы полностью говорить на этом сложном языке.
Через год найди для нее школу-интернат в Невшателе в Швейцарии. Это самое хорошее место, очень тихое, не слишком много иностранцев и лучший французский язык.
Оставь там ребенка на год, а затем поищи английскую школу в Швейцарии или Германии, чтобы твоя дочь смогла выучить язык и там. Так что через три года она будет знать четыре языка, чтобы в тринадцать лет ее можно было отдать в хорошую и серьезную немецкую высшую школу, где она должна получать образование до ее окончания и где языки могут идти бок о бок с учебой. Главное, чтобы она выучила языки в юном возрасте, а это можно сделать, только поместив ребенка в среду тех стран, где на этом языке говорят, или в специальную школу-интернат, вроде этих английских, где дети учатся, как если бы они были в Англии…
[16.2.1892; Порт-Саид – Триест]
[…] Пишу тебе с парохода в пятнадцати часах от Порт-Саида. Где ты? Ты в дороге между Москвой и Веной. В купе, одна, глядя на снег вокруг.
Я же вынужден видеть и слышать толпу англичан и англичанок, которая будет преследовать меня еще долгое время. Все они крупные, ширококостные, в мужицких ботинках, с условными фигурами, с руками в безвкусных кольцах, спортивными мощными плечами со звериными мышцами – мышцами кучера, а не мышцами руки, чувствующей страсть; эти руки пахли бы лошадьми, если бы их не мыли десять раз в день. Горе английским мужчинам и женщинам, если они не будут мыться постоянно. Весь перец, бренди, соусы, которые они глотают, выходят наружу через кожу. Я ни с кем не разговариваю и не желаю вымолвить и слова. Это словно другой мир, с которым ни я, ни те, кого я люблю, не имеем ничего общего. Было очень холодно – ты поверишь? В моей шубе, которая тебе знакома, и в плотном пальто мне было холоднее, чем в Петербурге при 25° мороза. Вот что такое ветер и влажный воздух. Я лег спать в шубе, оделся и укрылся одеялами. Так я провел сутки. […]
Я действительно думаю, что ты могла бы поехать
«Доктор требует месяц отдыха, и я думаю, он прав, особенно это надо для моей головы, но я тщетно ищу место, где я могла бы с удовольствием провести недели две – три. Честно говоря, кроме Египта, который я люблю, нигде, потому что Италию я ненавижу, Испанию еще больше, а в Швейцарии еще слишком холодно. Как некстати, что Волк.[ову] пришлось отправиться к первому порогу Нила вместо того, чтобы остаться в Каире! Зная, что он в Каире, я бы не колебалась ни секунды.
А дальше для меня поехать невозможно, потому что только дорога до Каира и обратно заняла бы не менее десяти дней, включая шесть по морю.
Доктор особенно настаивает на морском воздухе, зная, что я легко его переношу. Поэтому я телеграфирую В.[олкову] и, если получу ответ, что к 20 марта он сможет вернуться в Каир, я без колебаний отправлюсь в путь; иначе я бы, наверное, поехала в Алжир.