Любовь в Венеции. Элеонора Дузе и Александр Волков

В течение всего пребывания в Соединенных Штатах Дузе оказывались такие почести, которых до нее не удостаивалась ни одна актриса. В Вашингтоне президент Кливленд присутствовал на всех спектаклях Дузе и приказал украсить ее уборную розами и белыми хризантемами, цветами, которые она больше всего любила. Госпожа Кливленд устроила в ее честь чай в Белом доме. Томас Алва Эдисон, хотя и не понимал ни слова по-итальянски, да к тому же был туговат на ухо, тем не менее не пропустил ни одного спектакля и оказал ей честь, предложив записать на фонограф последнюю сцену «Дамы с камелиями». К сожалению, это был один из первых фонографов и запись не удалась. В Нью-Йорке Дузе познакомилась с художником Эдоардо Гордиджани и согласилась позировать ему для портрета. Она бесконечно уставала, но ее неизменно поддерживала надежда на творческий союз с дАннунцио, обещавшим написать для нее «Мертвый город». А поэт не отвечал на ее письма, что очень ее расстраивало.

Импресарио Дузе, Шюрман, вспоминая эту поездку в Америку, писал в своих мемуарах: «Возвращаемся в Нью-Йорк. Сегодня 22 февраля 1896 года, воскресенье.

Дебютируем 23 (в понедельник) в театре на Пятой авеню «Дамой с камелиями».

Сбор 22 612 франков 50 сантимов.

На следующий день – «Сельская честь» Верга и «Хозяйка гостиницы» Гольдони. Сбор 19367 франков 50 сантимов.

Пятница. Повторяем «Даму с камелиями» (сбор 24320 франков). В субботу утренник – «Сельская честь» и «Хозяйка гостиницы» – принесли порядочный куш – 24002 франка.

В настоящее время это – "рекордный" успех. Сара Бернар, которая в это же время давала "Даму с камелиями" в театре "Эббис", никогда не получала больше 3 тыс. долларов – 15 тыс. франков».

Глава XIV

Беспокойство Дузе, вызванное упорным молчанием д’Аннунцио, имело, безусловно, основание. Уже 5 декабря 1895 года (год их венецианской встречи), через несколько месяцев после того дня, когда у поэта зародилась идея написать трагедию, он сообщал издателю Тревсу: «Весьма вероятно, что „Мертвый город“ не будет поставлен в Италии»[200]. Однако в тот момент еще не было написано ни строчки. В феврале 1896 года он не без чрезмерной самоуверенности писал своему переводчику Эрелю: «О „Мертвом городе“ я расскажу вам в другой раз. Однако я уже почти договорился о его постановке. В Риме Примоли и я уже замышляем ужасный заговор. Потом увидите…» Даже тогда, когда, организуя «заговор», он предлагал свою трагедию Саре Бернар, надеясь на более верный и быстрый успех и известность, – даже тогда он не написал еще ни строчки.

Полной неожиданностью явилось то обстоятельство, что к его «заговору» внезапно присоединился такой благородный человек, как граф Примоли, друг Элеоноры Дузе с 1883 года. Все, кто имел случай убедиться в благородстве и тонкости его души, не могли допустить, что это был просто бездушный, легкомысленный поступок светского человека, которому и в голову не пришло, каким тяжелым ударом это окажется для артистки, глубоко им почитаемой.

27 июня 1896 года, вскоре после того как Дузе после американского турне вернулась в Венецию, д’Аннунцио написал Эрелю: «Я здесь уже четыре или пять дней. Работаю над "Огнем"»[201].

И действительно, первая страница рукописи романа была написана буквально через несколько дней, 14 июля.

Встретившись с д’Аннунцио после возвращения из Америки, Элеонора с трепетом спросила, остался ли в силе их «договор» о трагедии, о которой он так живо и образно рассказывал ей в то памятное утро возле венецианского канала. И можно себе представить, сколь горьким было ее разочарование, когда в ответ она услышала, что работа над «Мертвым городом» не пошла пока дальше черновых набросков и что вообще пьеса уже обещана Саре Бернар…

В конце сентября, возможно, раскаиваясь в том, что так обманул своего верного друга, д’Аннунцио, неожиданно изменив намерения, всерьез принялся за «Мертвый город» и, меньше чем через два месяца, закончив работу над пьесой, предложил Элеоноре до конца года поставить ее на сцене.

Между тем Дузе, чтобы не остаться без работы, заключила контракт на гастроли за границей. Впрочем, этот вопрос можно было бы в конце концов как-нибудь уладить. Она готова была бросить все на произвол судьбы и, если надо, заплатить любую неустойку. Проблема заключалась в другом – где в такое время, осенью, когда все труппы уже давно собраны, найти актеров, способных справиться со столь значительным произведением. Она не сомневалась, что составить такой ансамбль возможно, однако для этого надо быть свободной от контрактов и не разъезжать где-то вдали от Италии.

Она пишет д’Аннунцио: «Значит, так – я развязываюсь с турне, которое собиралась предпринять. В середине октября я должна была отправиться в Берлин, в Копенгаген, потом в Петербург. Ничего этого не будет. Я остаюсь в Италии. Время от времени буду подрабатывать и постараюсь a droite et a gauche[202]собрать кое-что для «Мертвого города»»[203].