Любовь — всего лишь слово

— Тогда отвернитесь, мистер Олдридж, пожалуйста. — Учитель английского поворачивается к маленькой бразилианке спиной, а она говорит еле слышно:

— Потому что… потому… потому что я вас люблю!

Сказав это, она стремительно несется к двери (Ханзи едва успевает отскочить в сторону), проносится по коридору и вылетает на улицу. (Все это по словам моего «брата».)

Когда эта история начинает курсировать по столовой во время обеда, Чичите уже не позавидуешь.

Она просто в отчаяньи.

Кто подслушал?

Кто все разболтал?

Она сидит, не притрагиваясь к еде, и глядит в пустоту. Надо сказать, что некоторые из этих педиков действительно невероятно обаятельны, so help me God![101]

И знаете, что происходит дальше?

Вы помните, что учителя питаются вместе с нами, в том же зале и в то же время. Так вот, мистер Олдридж вдруг поднимается из-за стола, подходит к Чичите, поднимает рукой за подбородок ее заплаканное лицо и говорит с поклоном:

— Последнее время ты так старалась и так хорошо училась, что я решил кое о чем спросить тебя.

— Вы… вы… хотите… спросить… меня… кое о чем… мистер Олдридж?

— Не доставишь ли ты мне удовольствия поужинать со мной сегодня вечером в семь часов в «А»?

(Конечно, все это заранее обсуждалось с шефом. Когда я бросаю быстрый взгляд в его сторону, он ухмыляется.)

Мистер Олдридж говорит так громко, что его должны были услышать все.

Наступает гробовая тишина.

Маленькая Чичита встает, вытирает слезы и делает книксен.

— С удовольствием, мистер Олдридж, — говорит она, — если я не буду вам в тягость.

— В тягость? Для меня это будет радость и большая честь, Чичита! Разреши мне в полседьмого зайти за тобой на твою виллу.

В этот вечер Чичита получает от своей подруги необыкновенно красивое платье, а от старших девочек помаду и духи. А потом под руку с мистером Олдриджем она входит в «А» и они вместе ужинают.

В половине десятого Чичита лежит в своей постели. Она сейчас самая счастливая девочка в интернате!

И, конечно же, она не может заснуть в эту ночь!

Теперь смешки и перешептывания прекратились. Мистер Олдридж исправил то, что натворил Ханзи. Большего Чичите и не надо.

На занятиях она еще больше боготворит мистера Олдриджа, а он время от времени гладит ее по головке. По английскому у нее теперь только отличные оценки. Так старательно она учится.

Счастливая Чичита!

Ей пятнадцать, и она удовлетворилась ужином.

Но мне двадцать один.

И каждый новый день все темнее для меня, и после каждого телефонного разговора мне еще хуже. Пока не приходит день 11 октября.

11 октября это вторник. Дождь льет как из ведра. Я сижу в конторе гаража госпожи Либетрой и пишу, когда звонит Верена. Ее голос пресекается:

— Наконец-то! Четырнадцатого у меня день рождения! А сегодня утром муж сказал, что тринадцатого ему обязательно надо лететь в Стокгольм, а вернется он только пятнадцатого! Дорогой, сладкий мой, я приглашаю тебя на день рождения!

— Но там будут гости!

— Они уйдут не позже двенадцати. Я пригласила сплошь пожилых людей. Ты уйдешь вместе с ними, а потом вернешься, и вся ночь будет наша…

— Но слуги…

— Они спят на втором этаже. Моя спальня на первом. Нам нужно будет только не шуметь. Разве это не чудесно? Почему ты ничего не говоришь?

— Потому что это так чудесно. Это так чудесно, что я ничего не могу сказать.

18

«Love is just a word. It does not mean a thing…»[102]

У певицы дерзкий мальчишеский голос, ее сопровождает рояль и ударник. Маленькая пластинка крутится на диске автоматического десятипластиночного проигрывателя. Мы танцуем под Веренину любимую песню. Еще три пары медленно вращаются под звуки музыки. Мелодия так проста, что под нее могут танцевать и пожилые люди.

«…it's a fancy way of saing; two people want to swing…»[103]

На Верене сегодня нет украшений, только одно красивое кольцо. Она сделала высокую прическу. Узкое платье облегает ее как вторая кожа. Материал платья выглядит словно чистое серебро. Оно подчеркивает каждый изгиб, каждую форму ее тела. Мы все слегка под хмельком. Верена полагает, что никому не бросается в глаза то, как мы танцуем. Мы обвили друг друга руками. Ее тело прижимается к моему. Если бы двое позволили себе так танцевать на вечерах, которые иногда шеф разрешает устраивать в интернате, то немедленно были бы отправлены домой! Я чувствую, как возбуждена Верена. Я возбужден точно так же, как и она. Она чувствует это и делает все, чтобы возбудить меня еще сильнее.

«…love is just a word, and when the fun begins, a word we use to cover mountain — high with sins…»[104]

Полдвенадцатого.

— О чем ты думаешь? — шепчет Верена.

— Об этом.

— И я тоже. Они скоро уйдут. Не позже чем через полчаса.

Она еще теснее прижимается ко мне. Мы почти стоим на месте. Ее глаза такие большие, как еще никогда. Она так красива, как еще никогда. Она накрашена, как еще никогда.