Любовь — всего лишь слово

— А разве я говорил, что любишь? Ты любишь другую женщину. Ты любишь госпожу Лорд.

— Я не знаю никакой госпожи Лорд.

— Слушай, Оливер, так у нас дело не пойдет. Меня вообще не интересует, кого ты любишь, а кого нет. Мне безразличны и та, и другая. Я хочу сидеть рядом с тобой в столовой и еще, чтобы ты вел себя как настоящий брат.

— А если я добьюсь у шефа, чтобы тебя посадили рядом со мной, и если я буду тебе настоящим братом, что тогда?

— Тогда я буду держать язык за зубами.

— Честное слово?

— Честное благородное слово.

С этими словами он вытаскивает перочинный нож и делает им на запястье такую глубокую царапину, что из нее выступает кровь.

— Пей!

— Зачем?

— Ты мне поклянешься, что останешься мне братом, а я поклянусь, что я не буду больше за тобой шпионить.

«Мы оба наверняка нарушим свои клятвы», — думаю я про себя. Надо же: великие мира сего делают это на официальных приемах с помощью актов и договоров, а горбун Ханзи делает это с помощью перочинного ножа и нескольких капелек крови.

Он протягивает мне свою ручонку. Я слизываю с нее кровь, при этом мне подступает к горлу мой ужин. Ханзи берет мое правое запястье, делает царапину на коже и тоже слизывает капельки крови.

— Вот так, — говорит Ханзи. — Теперь тот, кто нарушит наш договор, умрет.

Пока, кажется, все.

— Иди в овраг. Геральдина ждет тебя. Клянусь, что не пойду за тобой. Но когда ты вернешься в «Родники», зайди ко мне в комнату, дай мне руку и скажи: «Приятного сна, Ханзи». Скажешь только мне одному.

— Почему?

— Чтобы Рашид не задирал носа. Понял?

— Понял, — говорю я.

Давид и Голиаф. Голиаф и Давид. Я потеряю Верену, я подвергну ее страшной опасности, если не сделаю то, что требует от меня эта маленькая бестия.

А маленькая бестия говорит:

— Что поделать, мне приходиться быть таким, Оливер. У меня первый раз за всю жизнь появился брат. Другого у меня никогда не будет. Я не хочу уступать тебя принцу.

— Так ведь я и остаюсь с тобой.

— Но я же вижу, как он к тебе подкатывается.

Ханзи прижимается ко мне:

— Я так люблю тебя…

— Прекрати. Я не люблю этого.

Он оставляет меня в покое. Он наконец уходит — маленький Ханзи.

16

— На этот раз было еще лучше.

— Да.

— Тебе тоже?

— Да.

— Правда?

— Правда, Геральдина.

— Не ври. Ты наверняка уже много раз испытывал такое. И с той, у которой браслет, тоже.

— Нет!

— А чего ты тогда так волнуешься?

— Потому… потому что с той женщиной у меня вообще ничего никогда не было!

— Но будет!

— Нет!

— Почему же нет?

— Потому что не хочу!

— Врешь. Ты хочешь. Я знаю. Но, может быть, это невозможно. Хорошо, если б так.

Сдержал ли этот проклятый Ханзи свое обещание? Скорее всего что нет. Притаился, наверно, где-нибудь в кустах и глазеет, и глазеет, и слушает, и слушает. Всевышний, угораздило же меня попасть в такой переплет.

В маленький овраг светит зеленая луна, и у всех предметов вокруг причудливые очертания. У наших с Геральдиной силуэтов тоже. Мы сидим рядом на каменной глыбе. Она обняла меня за плечи.

Тепло. Кричат сычи и совы и другие лесные звери. Тело у Геральдины горит. Я чувствую это через платье.

— А знаешь, Оливер, я тебе сказала неправду!

— Когда?

— Сегодня днем. Я сказала, что мне неважно, если ты будешь любить другую женщину. Так вот: это неправда.

— Разумеется, неправда.

— Не задавайся. Я на полном серьезе! Я… я… не вынесу, если ты действительно любишь другую… Если я когда-нибудь узнаю, что ты любишь другую, и кто она…

— Тогда обратись к Ханзи.

— Что?

— К хитроумному Ханзи, который знает все на свете. Между прочим, это он устроил спектакль с розой.

Забавно, что я все еще держу и покручиваю ее в руках — эту красную розу.

— Так это сделал Ханзи?

— Да, — говорю я громко, чтобы он слышал, если находится поблизости, — это сделал Ханзи, твой дружок. И он тебе еще не то отколет, если ты его побыстрее не поставишь на место. А теперь мне пора домой. И тебе тоже.

Она тут же начинает скулить.

— Я пошутила.

— Нет, какие уж тут шутки.

— Правда, пошутила… Я тогда потеряю тебя совсем. А так, если я буду вести себя тихо, мне по крайней мере хоть что-то от тебя достанется… Оливер, Оливер. Ты ведь не бросишь меня?

Возможно, поблизости Ханзи и Вальтер…

— Ну я пошел!

— Еще десять минут. Еще рано. Пожалуйста. Ну пожалуйста.

Она целует меня в щеки, губы, лоб.

— Неужели, ты на самом деле думаешь, что я могу устроить тебе неприятности или встать поперек пути?

— Нет, Геральдина, конечно же, нет.

Да, Геральдина, конечно же, да. Одни только неприятности. Одни только трудности. Конечно же, поперек пути. И как мне быть дальше?

Она гладит мое лицо:

— Ты доверяешь мне?

— Да, Геральдина. (Нет, Геральдина, ни капли.)

— Понимаешь, мне никто не верит. Кроме тебя. Девочки меня не любят. (Неудивительно.)

— Вальтер верил тебе, — говорю я.

— А ну его! — говорит она. Никогда еще в своей жизни я не слышал два слова, произнесенные с таким презрением. — Ты доверяешь мне, я — тебе. Я все тебе буду рассказывать.

— Ты уже рассказала.

— Да нет — не о себе… О всех других девочках… О том, что у нас творится… Ты со смеху помрешь…

Помру со смеха.

Держа руку на ее плече, я смотрю на часы.

21 час.