Любовник

И с того времени я постоянно ищу его глазами. Я чувствую, даже не видя, когда он находится в гараже, а когда его нет. Я чувствовал его по запаху, почти как собака. Я даже различал звук его большой американской машины среди других машин. А ведь большую часть времени я провожу теперь на полу под машинами, возясь с тормозами, и мир вижу в основном между ногами проходящих мимо моей головы. Ключ от его квартиры я все время таскаю с собой, перекладываю из кармана в карман, ночью кладу его под подушку. Очень занимает меня этот ключ, как будто я держу без разрешения маленький пистолет. Когда я, лежа под машиной, смотрю издали на него, окруженного людьми, мне вспоминается его квартира, затемненные комнаты и синее море, которое открылось передо мной из большого окна. Чистая, убранная кухня, и плитки шоколада в холодильнике, и как внезапно открывается дверь и красивая девочка входит из света, бросает портфель и улыбается мне.

Я улыбаюсь про себя, нащупываю ключ в кармане рубашки. Могу зайти туда, когда хочу, могу прийти снова утром, тихо открыть дверь и побродить по квартире, поесть шоколаду или взять какую-нибудь маленькую вещь на память, а если она вернется из школы, и снова откроет дверь, и удивленно посмотрит на меня, я скажу ей тихо: «Твой папа послал меня, чтобы привести тебя в гараж, ты ему очень нужна». А она сначала удивится: «В гараж? Что это вдруг? Может, мне позвонить ему сначала?» «Нет, — скажу я, — телефон там испорчен. Поэтому он послал меня сюда». И тогда она сдастся и пойдет за мной, спустится со мной по лестнице. А я веду ее к остановке автобуса, плачу за билет, усаживаю рядом с собой и, гордый и серьезный, беседую с ней, спрашиваю, что они проходят в школе, а она удивляется, что я не просто темный рабочий, а тоже кое-что знаю. Я могу даже прочитать наизусть целое стихотворение. Я начинаю нравиться ей. А потом мы выходим и направляемся, как настоящая пара, к гаражу, входим в ворота и подходим сразу же к ее отцу, который стоит там в окружении людей и удивляется, видя, как я подвожу к нему его дочь посреди рабочего дня. И прежде чем он успевает сообразить что-нибудь, я вытаскиваю свой ключ, протягиваю ему и тихо говорю: «Видишь, я мог бы изнасиловать ее, но пожалел вас». И прежде чем он успевает схватить меня, я убегаю из гаража навсегда, исчезаю из этого города, возвращаюсь в деревню, иду в пастухи. Пусть приводят полицию, ничего у них не выйдет.

А отцу я скажу со слезами: «Надоело мне все. Или ты отдашь меня в школу, или я такое натворю, что ты стыда не оберешься».

Я так был увлечен этими своими мечтами, что, вместо того чтобы закрепить ремень, освободил его совсем, и он вырвался у меня из рук и с силой полоснул меня по лицу и по руке, просто взбесился. Такая жгучая боль. Потекла кровь. Я медленно выполз из-под машины, и толстый еврей, который стоял и ждал, когда я кончу, испугался, увидев кровь, текущую по моему черному от копоти лицу.

Наверно, меня здорово полоснуло, кровь никак не останавливалась. Этот Адам прервал свой разговор с кем-то и сразу же подбежал ко мне, испугался, словно никогда в жизни не видел порезавшегося человека. Привел меня в контору, посадил на стул и крикнул старику, чтобы тот сделал мне перевязку. Я не знал, что этот старик еще выполняет и обязанности санитара в гараже. Он открыл маленький шкафчик с медикаментами, вытащил разные старые и грязные бутылочки со щиплющими жидкостями и стал выливать их на меня. Потом взял вату и бинты и своими сухими сильными руками начал бинтовать. Было ужасно больно. А Адам все не отходил от меня. Лицо его побледнело. После перевязки меня оставили немного отдохнуть в конторе, но бинты намокли, и кровь закапала на счета, лежавшие на столе. И тогда поняли, что придется отвезти меня к врачу. Завели машину, которая должна была пройти осмотр, и сам Адам подвел меня к ней. Он вытащил свой знаменитый, набитый деньгами кошелек и дал мне двадцать лир, чтобы я взял на обратном пути такси. Сразу видно, что у этого человека слишком много денег. Меня привезли на станцию «Скорой помощи», к медсестре. Она легкой рукой сняла бинты и рассмеялась: «Кто это забинтовал тебя так…», а потом начала промывать порезы и даже немножко зашила и помазала мазью и всякими жидкостями, которые совсем не щипали. Сделала мне и укол, а руку мою замотала в большой платок. Они ни капли не жалеют там материала. А потом отослали меня.