Любовник из провинции. Наваждение

- Я любила вас все эти годы, Митя. Наверное, это болезнь и я представляю определенный интерес для медицины, - тяжеловесно пошутила она. - Знаете... ведь я ходила на почтамт. Через день. Мне казалось, что вы хоть однажды меня вспомните или вам станет тоскливо и вы захотите кому-то написать и этим кем-то буду я... Глупо, конечно, но вот так. Меня уже узнавали девушки из международного окошка и говорили с сожалением: пока вам ничего нет. Пишут. Конечно, я понимала, что ничего не будет, но сходив на почтамт один раз, я уже стала ходить из-за какой-то странно возникшей между нами связи... Пока я шла, я придумывала, что бы вы могли мне написать и и письма у меня получались разные...

Девчонки хорошо относились ко мне и, видимо, обо мне и о вас судачили. Они конечно придумывали, какой вы, - я думаю, вы были высоким брюнетом с синими глазами Алена Делона. А я уходила от почтамта и радовалась тому, что послезавтра я снова приду... Мне казалось, что когда я стою у окошка международной корреспонденции, вы думаете обо мне, и в эти моменты я вас так любила!..

- А сейчас? - Механически откликнулся на последнее слово ошеломленный Митя,

- И сейчас, - ответила Вера, прямо глядя ему в глаза.

Он тоже смотрел на нее, молча, потому что понимал, что ничего достойного этой потрясающей простоты, он не скажет. И только через некоторое время он прошептал: вы - необыкновенны, Вера. Я не достоин вас.

Это Митя сказал совершенно искренне.

Он вглядывался в эту в сущности малознакомую женщину и чувствовал себя подавленно, - мелким и ничтожным. И необоримо захотелось уйти и больше никогда не видеть ее.

Но Митя не был бы Митей, если бы среди свистящих пуль на баррикадах, не вдел в петлицу цветок и на встал во весь рост.

Он пригласил Веру танцевать и вопреки ее зажатому ожиданию, вел себя в танце, как на официальном балу.

Они танцевали, находясь на расстоянии друг от друга и мешали стиснутым парочкам заниматься откровенным танцевальным флиртом.

Митя не шел банальными путями.

Когда они возвращались в свой закуток, Митя еще раз подумал, что ему было бы легче и спокойнее без этой любви...

Она поняла это, - умница-разумница, бабка ежка - костяная ножка, что раздавила маленькую быструю бедняжку-букашку своим

каменным домком.

И сказала, усаживаясь на безумный диванчик: Митя, только не считайте себя обязанным ответить мне. Ушло-проехало.

Но он-то знал, что не проехало и не ушло, но она уже задавала ему вопросы,- как он жил там, каков сам Город - Большое Яблоко и вообще пусть порассказывет ей, туземке, про ТУ жизнь...

Этим она закрывала тему любви: продолжать ее, - было бы бестактным.

Митя стал забавно и красочно рассказывать о В.В., парнях, их женах ( вспомнив еще одну "любовь"- риточкину, - и ухаясь внутренее от этого воспоминания), - рассказал даже о стриптизерке Анне Шимон, о которой теперь мог говорить и вспоминать вполне спокойно.

Митя увлекся, а так как был артистичен, то действительно забавно рассказал и про костюм тореро, долго выплясывая в шуточках вокруг своего роста и вообще внешности - дескать, какой торе

ро!.. Это только старик - грек сослепу мог...

Вера оживилась, хорошо смеялась и сейчас не выглядела Фудзиямой, закрывающей солнце.

Митя с радостью отметил это.

Снова стало легко и свободно.

Наконец буйный кораблик захотел спать.

Замолк оркестр, пошатывающиеся пары потянулись по протертой ковровой дорожке к "трапу", а Жорж снял с них за изысканный ужин приличную сумму, но Митя не огорчился: он был не жаден и ему очень хотелось тратить деньги на Веру, тем более, что было их у него немало.

В такси она сразу села вперед, чем порадовала Митю, который не знал, что и как начинать, или не начинать вовсе?..

Все же опыт-то у него был небольшой

Вера быстро выскочила из машины у своего дома и, махнув Мите рукой, побежала к подъезду, каблучки ее четко постукивали по асфальту.

Митя мгновенно расплатился с шофером и окликнул ее, но она сделал вид, что не услышала и вбежала в подъезд. Митя увидел ее силуэт на лестнице, сквозь окно, и вздохнув пошел прочь.

Пусть так.

Задолго до своего дома он вышел из машины и прошел пешком всю улицу, поднимающуюся круто вверх, мимо разрушенной заколоченной церкви, мимо тихих, еле шелестящих листвой деревьев, и искал эквивалент иксу, который встал перед ним во весь рост: что это было? И как - дальше?.. И у него остается один день, потому что он уже позвонил маме и сказал, когда прилетает... Как неистово любит его Вера! Если все, что она сказала правда, а он чувствовал, что - правда. За что? Как человека - Вера его не знала, как мужчину - тоже... а внешне, он скорее не мужчина, а подросток. И вдруг он испугался, что потеряет эту любовь из-за своего легкомыслия, легковесности.

Он лег на кровать, не раздеваясь, и попытался уснуть, но это не получалось, - тогда он встал, выпил джина, и вдруг до спазмов захотел, чтобы она уже была здесь, рядом с ним, в этой квартире.

И если бы кто-то могущественный спросил его, хочет ли он, чтобы сюда перенесена была Анна Шимон, или парижаночка, или черная Джоан?...

Он честно бы ответил: нет. Я хочу Веру.