Любовница от первого брака

Я дошла до стола. Единственный стул стоял так, что его не надо было отодвигать. Я села. Лучи падали к моим ногам. Лицо оставалось в тени.

«Ну да это и хорошо – не упадет в обморок», – рассудила я.

Наверное, со стороны я выглядела и впрямь как настоящее приведение. Мой визави молча взирал на меня. Я видела его белоснежные белки в расширенных от страха глазах.

«Пожалуй, пора бы уже что-то сказать», – отдала я себе команду и заговорила:

– Ну что, мерзавец? Пришла пора каяться? Зачем ты взял грех на душу?

Парализованный ужасом, он молчал.

Я подумала: «А не перестаралась ли я? А вдруг его кондратий хватил? Помрет с перепугу, а мне отвечать?»

Но глаза его продолжали быть открытыми. С некоторым интервалом они исчезали в темноте – он моргал.

«Значит, жив», – заключила я.

– Мы, конечно, умеем читать мысли, – гробовым голосом заговорила я, – но только слово способно облегчить душу. Кайся. Для начала назови свое настоящее имя и как ты дошел до такой жизни. Не молчи, иначе заберу твою душу без покаяния.

– Максим. Максим Фарбер, – с трудом выдавил из себя мой собеседник.

«О черт! – про себя выругалась я. – Смотритель перепутал двери. Или Павла с Максимом. В серой куртке, в серой куртке… У Максима тоже серая куртка. Сама виновата. Что может рассказать мне этот смазливый хлыщ? Как он ворует на пару с поваром из ресторана продукты? Или как поставляет девочек на закрытые мужские вечеринки «светских львов»? Стоит ли на него тратить время? Или надо сдернуть с себя маску и перевести все в шутку? Надо признать, шутка глупая. Нет, стыдно. В моем ли возрасте заниматься подобным дурачеством? Пусть лучше кается. У каждого человека есть свой «скелет в шкафу». Раз уж я к Павлу не попала и вряд ли уже попаду, выслушаю этого».

– А что рассказывать? – Его голос дрожал, как пустой медный таз, внутри которого стучат деревянной ложкой.

– Что? Ты сам знаешь, о чем тебе следует говорить на божьем суде.

– Хорошо, я все расскажу.

– Давай, – подбодрила я его. – Чистосердечное признание суд примет во внимание, – сорвалось у меня с языка.

– Это все она! Ходила по лезвию бритвы. Это ей скучно жилось со старым мужем, у которого одно достоинство – тугой кошелек. Это она меня заманила. Это она подвела меня под монастырь.

«Фу, как неинтересно, сейчас опять пойдет речь о супружеской неверности, – заподозрила я. – Не успели мои уши остыть от причитаний Аллы Кулик, так теперь этот решил меня добить признаниями о том, как он соблазнил чужую жену, или, если судить по его всхлипываниям, она его. Ай да Катя! Ай да стилисточка! Прикинулась безумно влюбленной в директора ресторана, а у самой муж – толстосум. Небось ему сказала, что поехала на Пасху бабушку проведать, а сама с молодым любовником укатила в Прагу. Слушать противно. Если он со мной начнет делиться подробностями, как они обманывали мужа, прерву», – пообещала я себе.

– В этот вечер мы встретились в моем ресторане, – начал свою исповедь Фарбер.

«В твоем ресторане? – поморщилась я, услышав откровенную ложь. – Ну, мне-то уж, как привидению, врать не надо! Я тебя по определению насквозь вижу».

– Она была с мужем. Наверное, он хороший человек, а она стерва. – В голосе Максима прозвучали нотки раздражения. – И не потому, что обманывает, а потому что жить ему не дает. Постоянно скандалы закатывает. И в этот вечер не обошлось без семейной ругани на людях. Она, как вампир, попьет чужой крови – ей легче становится. И опять – «сюси-пуси, миленький мой». Оторвалась на муже и пошла ко мне в кабинет, – Максим тяжело вздохнул. – Лучше бы она и не приходила. Мой кабинет в глубине коридора, почти у «черного» входа. Гости туда не забредают. Ну, иногда ребята с кухни могут выйти перекурить, мимо пройти, а так обычно место тихое, безлюдное… Я в том смысле, что нам никто не мешал. А в этот вечер … не знаю, как получилось… – Фарбер говорил отрывисто, как будто, прежде чем выговорить слово, он каждый раз собирался с духом. – То ли я забыл дверь закрыть, то ли она сама открылась…

Я уже собиралась сказать, что мне неинтересно знать, как его застукали с чужой женой, но внутренний голос остановил меня: «Подожди, пусть выговорится».

– На пороге стояла женщина. Она пренебрежительно смотрела на нас и осуждающе покачивала головой. Сквозь зубы она бросила моей подруге: «Теперь понятно, для чего ты устроила спектакль в зале. Что ж, не буду вам мешать». Она прикрыла дверь в кабинет и пошла к «черному» входу.

– Что было дальше? – спросила я, затаив дыхание.

– Мне надо было ее догнать, договориться, чтобы она ничего не рассказала мужу моей подруги. Я остановил ее у выхода: «Подождите, вы все неправильно поняли». «Да ладно. Как вас можно еще понять? Надо бы Лаврику открыть на вас глаза», – отмахнулась она от меня и схватилась за ручку, собираясь выйти на улицу.